В "катынском деле" украинское КГБ отличилось!
Николай Голушко -- первый из руководителей советских спецслужб, кто принял решение о расследовании катынского дела и передал польской стороне материалы о расстреле в 1940 году органами НКВД польских военнопленных, содержавшихся в Старобельском лагере на Украине. Будучи в 1987--1991 годах министром госбезопасности Украинской ССР, а в 1993--1994-м возглавляя российскую Федеральной службу контрразведки (предшественницу ФСБ), он начал и довел до конца расследование "совершенно секретной" истории расстрела польских граждан в Харькове. Позже Николай Голушко участвовал в подготовке документов по Катыни для передачи их Борисом Ельциным руководству Польши.

-- Николай Михайлович, как и когда катынская тема попала в зону вашего внимания?

-- Когда я возглавил КГБ Украинской ССР. Тогда о преступлениях в Катыни в нашей стране и в органах госбезопасности никто ничего не говорил. То есть в обществе знали, что в лесу под Смоленском немцы в 1943 году обнаружили массовые захоронения поляков, которых геббельсовская пропаганда объявила жертвами «большевистского террора». Это было официально опровергнуто советским правительством, создавшим международную -- с участием представителей Польши -- комиссию по расследованию под руководством академика Николая Бурденко. Знали и то, что результаты расследования этой комиссии не были приобщены Нюрнбергским трибуналом к списку злодеяний немецко-фашистских захватчиков. Но инцидент был исчерпан. Правда, иногда звучала информация в наших кругах, что какие-то важные документы по этому вопросу уничтожены уже при Хрущеве и что такие захоронения были не только в Катынском лесу. И все. До горбачевских времен, до знаменитого съезда народных депутатов СССР, в 1989 году обсуждавшего пакт Молотова--Риббентропа и осудившего его как преступный, тема была абсолютно закрытой, ее как бы не существовало даже в чекистских кругах. И вот на том съезде, а я был его делегатом, впервые вслух заговорили и о Катыни... Через некоторое время после того, как я начал работать в Киеве, поехал в командировку в харьковское управление КГБ, и тамошние коллеги попросили меня осмотреть небольшую ведомственную базу отдыха. Она тогда была единственной в регионе. Располагалась эта база, домик комнат на 15, в очень красивом месте, в лесопарковой зоне близ деревни Пятихатки. Рядом с базой, как меня проинформировали, находился спецобъект, возникший еще во времена, когда Юрий Андропов возглавлял союзный КГБ. Он находился за высоким зеленым забором. Когда я ходил по лесу на территории этого спецобъекта, то увидел, что в некоторых местах земля как бы проваливается, и углубления эти имеют прямоугольную форму. Стал выяснять. Оказывается, у нас своя, «харьковская катынь»!
[...]
Прокуратурой области было возбуждено уголовное дело в отношении бывших сотрудников НКВД, которые были причастны к расстрелам польских военнопленных Старобельского лагеря. Я с этими материалами пошел к первому секретарю ЦК Украины Владимиру Ивашко. Он, кстати, как и я, был депутатом Верховного совета СССР. Я рассказал, что найдены документы, из которых видно: из лагерей польские офицеры доставлялись в Харьков, где расстреливались. Всего более 3 тыс. Спросил, что делать будем, обнародуем ли. Были определены дальнейшие шаги: довести эту информацию до польского правительства независимо от московских решений. Процедура была такая: в политбюро ЦК Компартии Украины на имя Ивашко была направлена специальная записка с предложением КГБ УССР сообщить польскому правительству сведения о судьбе военнопленных Старобельского лагеря. Место их захоронения под Харьковом предлагалось объявить мемориальным кладбищем, установить там памятник.

-- Подписывая такую бумагу как глава украинского КГБ, вы рисковали: как это «независимо от московских решений», в советское-то время?

-- Время уже менялось (90-й год)... События в стране, да и на съезде народных депутатов в период перестройки и демократизации шли к тому, чтобы раскрыть правду о многих трагических страницах нашей истории. Это было основным мотивом наших действий. Я считал, что нужно так поступать, тем более что, как мы уже упоминали, несколько ранее Москва мне отвечала, что архивов нет... В проблеме «харьковской катыни» огромную роль сыграли волевые политические решения Ивашко, давшего согласие на раскрытие полной правды и передачу материалов польской стороне. Не знаю, советовался ли он с кем-либо в Москве, но для сотрудников КГБ его санкция была определяющей. Мы продолжали проводить работу по выяснению судьбы польских граждан, которые содержались перед войной в тюрьмах западных областей Украины. Украинский КГБ считал нужным сделать мемориал жертвам репрессий сталинского времени -- нашим гражданам и полякам, расстрелянным в 1940 году, и кроме того, погибшим при фашистской оккупации советским патриотам. А здание пансионата УКГБ по Харьковской области намечалось превратить в музей памяти и скорби. Это принципиально: там похоронены жертвы террора -- сталинского, гитлеровского.
Полностью.

Почитайте комментарии  по  ссылке вверху

Еще приблизительно на эту тему  http://everstti-rymin.livejournal.com/1316939.html