ГКЧП подарил гражданам СССР надежду, ГКЧП же ее и отнял

Утро 19 августа 1991 года на самом деле для многих было утром внезапной и пьянящей Надежды.
К этому моменту в стране творилось нечто непонятное:

– у власти в стране находилась Коммунистическая партия, но в СМИ царил разгул антикоммунистической пропаганды;

– три четверти граждан страны на неизвестно зачем объявленном референдуме о подтверждении существования и так существовавшей страны, пожав от недоумения плечами, проголосовали за ее сохранение, но ни власти некоторых республик, ни президент страны практически никак не отреагировали на это волеизъявление: первые вели себя так, как будто они уже отделились, а второй – так, как будто речь шла не о сохранении страны, а о создании новой;

– президентом страны являлся Генеральный секретарь Коммунистической партии, твердивший о неизменности выбора, сделанного в Октябре 1917 года, и о безальтернативности социалистического пути развития, но одновременно СМИ объявили Великую Революцию переворотом и начали призывать к суду не только над Сталиным, но и над Лениным;

– правящей партией являлась Компартия, но высшее должностное лицо РСФСР, избранное голосами всего 42% избирателей, издало указ о запрете действия ее организаций на предприятиях, то есть там, где она исторически и создавалась. Причем указ этот Ельцин издавал, не имея полномочий на регулирование подобных вопросов и в прямом противоречии с действующим законом об общественных объединениях;

– правящую партию травили на каждом углу, а она в ответ даже не пыталась сопротивляться и покорно выводила свои парткомы с предприятий;

– в стране (даже в 1991 году!) постоянно растет производство, в том числе и товаров народного потребления, но в магазинах этих самых товаров становилось все меньше и меньше.

Изумлял абсурд ситуации. И угнетало впечатление, что жизнь протекает в сумасшедшем доме, некой «Стране лжецов» Джанни Родари, где уже пятый год принято называть кошку собакой, чернила – молоком, а белое – черным.

Утром 19 августа 1991 года показалось, что весь этот бред остановлен. Слова о «невозможности М.С. Горбачева исполнять обязанности президента СССР» казались неким подарком Деда Мороза. Чуть смущало, что не «отстранен от должности за допущенные ошибки», а «по состоянию здоровья», но, с одной стороны, формулировка была в рамках привычного, а с другой – заставляла предположить, что речь идет о здоровье психическом, ибо человек со здоровой психикой, если только он – не прокравшийся вражеский агент, не мог вести себя так, как вел себя Горбачев, даже не по идейным соображениям, а просто в соответствии с элементарной политической логикой.

Версия о вражеском агенте была слишком уж конспирологической и экстравагантной, поэтому более вероятным казалось некое длительное помешательство. Правда, уже в более поздние годы стали появляться некие упоминания, что якобы во времена оккупации юный Миша Горбачев что-то там подписывал у немцев насчет сотрудничества и чуть ли не выдавал кого-то в своем родном селе, и эти документы якобы позднее оказались в руках западных спецслужб, чем они и не преминули воспользоваться. Но это – весьма экзотическая версия, которая официально никогда и ничем не подтверждалась.

Ясно было: Горбачева сняли – морок закончился, начинается жизнь.

Образование ГКЧП казалось приходом спасителей – как для находящихся в оккупации жителей деревни таковым была выкатывающаяся на расстоянии прямой видимости лавина советских танков. Эйфорию дополняли реальные танки, входящие в столицу, будто бы вышедшие не из подмосковных гарнизонов, а прямо оттуда – с полей Великой Войны.

С предприятий пошли телеграммы искреннего восторга: «Наконец-то!». В парткомы стали выстраиваться очереди на уплату задолженностей по партийным взносам: «Теперь понятно, на что платим! На это и не жалко!». «Компартия опять идет вперед, и коммунист в беде не пропадет!». Многие беспартийные понесли заявления о вступлении (последние полтора года из партии в основном выходили): «Вот теперь мы видим ту партию, о которой читали в книжках!».

Что, собственно, сказал тогда в своем обращении ГКЧП?

Первое: перестройка, в том виде, в каком она была объявлена, провалилась.

Второе: страна оказалась в тяжелом кризисе и стоит на грани катастрофы.

Третье: ситуация настолько тяжелая, что для своего исправления требует чрезвычайных мер. Для чего, собственно, и создается Государственный комитет по чрезвычайному положению, возглавляемый тем, кто в этой ситуации один и мог по Конституции вступить в должность главы государства – вице-президентом, и включающий в себя тех, кто и должен был бы руководить страной в этой ситуации: премьер-министра, министра обороны, министра внутренних дел, председателя КГБ, представителей промышленности и сельского хозяйства.

Вообще все это было: а) абсолютно естественно в ситуации, неблагополучие которой сознавал каждый; б) абсолютно оправданно не то чтобы идеологически, но и политически, ибо ситуация была чрезвычайной и требовала чрезвычайных мер; в) абсолютно конституционно: вице-президент заступил на должность президента в ситуации, когда последний не был способен исполнять свои обязанности.

В Конституции США близкая процедура даже специально оговорена: вице-президент может обратиться в Конгресс с уведомлением о том, что президент не может исполнять свои обязанности. Кроме вице-президента, уведомление должно быть подписано не менее чем половиной членов правительства. Если президент не согласен, он может уведомить Конгресс о своем несогласии, и только тогда Конгресс создает комиссию для того, чтобы разобраться в ситуации. Не уведомит – Конгресс и разбираться не должен. За всю историю США такая процедура не использовалась ни разу – просто потому, что таких президентов, как Горбачев, там не было. Правда, время от времени там президентов просто пристреливают. ГКЧП же потому и проиграл, что на подобные цивилизованные политические действия оказался не способен.

Страна ликовала. Кто-то, да, испугался: либо на то были реальные причины, в основном восходящие в криминальную сферу, либо люди действительно поверили в мантры о том, что раньше в стране был тоталитаризм, а теперь наступила свобода. Но в основном страна ликовала.

К вечеру стало появляться недоумение. Пока – легкое. Непонятная и невнятная пресс-конференция. Трясущиеся руки – хотя, кстати, само по себе это можно понять и не осуждать. Момент – чрезвычайный, напряжение – огромное. Та ответственность, которую брал на себя Янаев, действительно была колоссальной. Руки действительно тряслись. Но голос-то был уверенный, спокойный и вполне твердый.

Беда была не в этом, а в невнятности постановки вопроса. И самой нелепой ошибкой были слова Янаева: «Я надеюсь, что мой друг президент Горбачев будет в строю, и мы будем вместе работать». Тут уже вообще можно было онеметь. Главным ведь было даже не то, запретить ту или иную газету или нет, закрыть кооперативы или нет. Главным, объединяющим большинство требованием в этот момент было: «Уберите Горбачева!». Одни хотели вместо него Ельцина, другие – Сталина, третьи – Рыжкова, но объединяло одно – «Убрать Горбачева!». Если бы Янаев объявил, что Горбачев арестован, все бы вздохнули с облегчением. Если бы сказал, что расстрелян, – все бы аплодировали. Кто-то бы, конечно, вслух осудил, ликуя при этом в душе. Но ни к капитализму, ни к социализму с Горбачевым идти было нельзя, ибо с ним можно было идти только в пропасть.

Потом недоумение стало нарастать: Центральное ТВ показало имитацию баррикад у Белого Дома и призывы Ельцина. Сомнения еще не довлели над надеждой, но все уже было странно: что это за «ГКЧП», если Горбачев «еще вернется», Ельцин на свободе, а невменяемые российские депутаты собираются на заседание и что-то осуждают?

Дело даже не в том, кто был хорошим, а кто – плохим. Дело в том, что «ГКЧП», который допускает все подобное, – это уже не ГКЧП, а что-то непонятное. Как можно осуществлять чрезвычайные меры в 300-миллионной стране, часть которой уже взята под контроль сепаратистами, утихомиривать «демократов» и ликвидировать кооператоров, если нет готовности справиться с кучкой авантюристов в центре столицы?

Но тогда, вечером, все засыпали еще довольные и не расставшиеся с эйфорией: ведь утро прошедшего дня было таким счастливым! Утро было Утром Светлой Надежды! Наши в городе!

Сказано то, о чем так или иначе думал каждый: перестройка провалилась, страна оказалась в тяжелом кризисе и стоит на грани катастрофы, ситуация настолько тяжелая, что для своего исправления требует чрезвычайных мер. Правда сказана. Пришло освобождение.

Для миллионов людей это был самый счастливый день жизни после 9 Мая 1945 года.