В ночь с понедельника на вторник барыне не спалось. Сперва барыня думала, как обустроить Россию, потом - что же нам всё-таки делать со Сноуденом, а после - не купить ли ей синий сарафан. До сна ли тут?
  В шесть часов утра барыню всё же сморило. Ей снился Сноуден в синем сарафане, танцующий на ромашковом лугу среди птичек и котят.
  В 7:20 проснулся муж барыни.
  Обычно в её выходные он собирается на работу тихо-тихо, как мышка, чтоб люлей не огрести ненароком не разбудить, а тут расшумелся, разгремелся как у себя дома. А у барыни сон чуткий, как у принцессы на горошине. Оне проснулись. Проснулись и поползли на кухню, теряя тапки, выяснять, по какому поводу тарарам.
  Тарарам, естественно, был из-за пустяка: муж барыни не смог отыскать в холодильнике колбасу и, мучимый приступом голода, начал двигать и ронять разные банки, склянки, коробочки и прочие запасы.

  А в холодильнике нашем сейчас действительно чёрт ногу сломит, потому что за последние полтора месяца у меня не было ни одного дня на нормальную полноценную уборку. Новая еда покупалась, а старая просто задвигалась вглубь холодильника с припевом "потом разберёмся, трам-пам-пам". В итоге у колбасы появился реальный шанс спастись от моего прожорливого мужа в этом бардаке, и она этот шанс не упустила.
  Но если с мужем такой номер может пройти, то со мной-то - фигу. Не родилась ещё та колбаса, которую я не найду. Поэтому я лёгким движением бедра изящно отодвинула мужа в пыльный угол, и, пока он, стеная и плача, поднимался и ощупывал себя на предмет переломов, сама занялась поисками подлой колбасы.
  - Только не отодвигай банку с огурцами! - предупредил меня муж, потирая ушибы.
  - Почему это? - удивилась я.
  - Там прячется бацилла Эбола - вирус массового уничтожения. Я только что видел её, она показала мне кукиш и скрылась за этой банкой.
  - Ладно, - согласилась я и полезла на нижнюю полку.
  За коробкой плавленного сыра мною было обнаружено нечто странное, твёрдое на ощупь и серое на вид.
  - Это не твоя ли колбаса? - спросила я.
  - А-а-а! - вскричал муж. - Это марбургский вирус! Брось его, брось, пульни в окно - пусть сдохнет всё живое!
  - Когда я захочу уничтожить всё живое, я пульну в окно твои носки, - сказала я, продолжая рассматривать находку.
  Находкой оказалась мёртвая сарделька.
  - Может, ей и позавтракаешь? - предложила я. - Она мертва, ей всё равно, а колбасу в этом гадюшнике до ужина искать можно.
  Муж тут же сказал, что он не голоден и вполне обойдётся кружкой кофе. Я успокоилась и собралась уже, было, идти досматривать сон про кокетку Сноудена, но тут взгляд мой упал на дверцу холодильника. Там, на полочке, между бутылкой молока и банкой горчицы, лежала, похихикивая, зловредная колбаса.
  Я, конечно, страшно обрадовалась, потому что голодная смерть супруга не входила в мои планы на этот месяц. У меня день рождения на носу, а при таком печальном раскладе о подарках можно забыть.
  Под довольное чавканье и урчание мужа я пошла досыпать. Однако, прежде, чем лечь, я решила посмотреться в зеркало. Как бы там ни было, а день нужно начинать с созерцания прекрасного.
  По давно заведённой традиции я каждое утро трачу две минуты на философскую беседу с трюмо.
  - Свет мой, зеркальце, скажи, - цитирую я классика, - достоин ли этот мир, стремительно летящий в тартарары, полный войн, бед, разрушений и идиотов, такой красоты?
  И трюмо мне всегда отвечает:
  - Так ему и надо.
  Забавно, кстати, но оно всегда отвечает голосом моего мужа. Они так долго существуют рядом, что уже переняли повадки друг друга.
  После этого я обычно крашусь и причёсываюсь, чтоб мир ослеп окончательно, и иду на работу.
  Но в это утро на работу идти мне было не надо, поэтому я просто по инерции начала:
  - Свет мой, зерка...
  И тут я осеклась, потому что зеркальце выдало мне ужасную картину: под моим левым глазом красовалось отвратительное красное пятно. За те несчастные полтора часа, что я спала, меня успела укусить какая-то тварь.
  Понятно, что подозрение пало на мужа. Больше ведь никого в квартире не было.
  На мой истошный вопль прибежал с кухни муж с бутербродом в зубах. Внимательно рассмотрев пятно, он сказал:
  - Не, прикус не мой: у меня верхний передний резец немножко выступает.
  И побежал на работу.
  А я залезла под одеяло и начала трястись от страха. Укус не зудит и не чешется, следовательно, это не комар. У мужа тоже алиби. Выходит, в доме есть ещё кто-то и пребывание здесь становится опасным.
  Заснула испуганной. Во сне мне снова явился Сноуден в синем сарафане. Он уже не танцевал среди птичек и котят, а злобно скалил зубы, дьявольски хохотал и говорил: "Дааа, это я! Это мой прикус!"
  Проснувшись, я пошла мыть холодильник. Бросала в мусорный пакет мёртвые сардельки и бациллы Эбола и клялась себе никогда больше перед сном не думать о сотрудниках ЦРУ. От них одни неприятности.
  Куда лучше думать об усатых китах, потому что у них нет зубов и они милашки.