Не секрет, что товарищ Сталин обращал на советский кинематограф самое пристальное внимание. Ни один филь не попадал в прокат без его разрешения. Какие-то фильмы вызывали критику вождя, какие-то – нравились ему безоговорочно.

С нехорошей руки нынешних либералов и демократов стало принято считать, что Сталин в этом вопросе проявлял себя как цербер и самодур, перед гневом которого дрожали всякие прекрасные и даже распрекрасные люди. В данном случае режиссеры. Эта тема особенно любима очернителями вождя – дескать, талантливые люди с тонкой возвышенной душой вынуждены были терпеть глупости ничего не понимающего в искусстве вождя. Разумеется, это бред. Сталин, конечно, не был режиссером кинематографа – но зато он был величайшим режиссером от дипломатии и гениальным постановщиком грандиозных успехов СССР. Именно эти таланты, помноженные на интуицию и чутье, как раз и помогали Сталину прекрасно понимать искусство. И меньше всего он был в этой области самодуром.

Не секрет, что вся продукция Голливуда в обязательном порядке заряжена на промывание мозгов «в нужном направлении». Этот факт неоспорим и почему-то ни разу не повергался гневу демократов и либералов. Однако та же самая политика советского киноискусства – обязательная идеологическая направленность – вызывает просто шквал презрения и гнева. Почему? Вопрос риторический.

Но вернемся к советским фильмам. Что вызывало критику вождя? Вот один пример. В 1933 году в прокат вышел фильм А.Зархи и И.Хейфица "Моя родина". Тогдашний начальник Главного управления кинопромышленности и заместитель председателя Комитета по делам искусств Борис Захарович Шумяцкий картиной был очень доволен. Однако Сталин после просмотра произносит: "Эту картину... делали... чужие руки!"

Через день в газете «Правда» печатается вердикт: «Картина "Моя родина" запрещена как вредная».

Что же вредного нашел Сталине в этой картине? Судите сами. Фильм – о военном конфликте на КВЖД в 1927 г., однако на дворе 1933-й. Посмотрим на политический фон этого года.

Адольф Гитлер приходит к власти. Он выступает по радио с "Воззванием к немецкому народу". Он издает декрет "О защите германского народа", предоставлявший правительству право запрещать любые политические мероприятия и издания. Он намеревается радикально изменить внешнюю политику и нарастить военную мощь. Опасаясь германской агрессии, Чехословакия, Румыния и Югославия создают постоянно действующий совет. В Америке Великая депрессия. Террорист Джузеппе Зингара совершает покушение на нового президента США Рузвельта. Япония оккупирую Манчжурию. Чуть позже Япония выходит из Лиги Наций. Америка отказывается от золотого стандарта. В Берлине меж тем происходит поджег рейхстага - виновником пожара Гитлер объявляет коммунистов. Профсоюзы запрещены. Запрещены и все партии, кроме нацистской.

И вот на этом угрожающем политическом фоне в советский прокат должен выйти фильм о военном конфликте – а мощной советской армии в нем нет! Нет советских солдат, готовых к победной войне! И такой фильм будут смотреть все части советской армии – и каков же будет их военный настрой?! Каким будет их отношение к возможной войне?! Пораженческим. Упадническим. Так можно ли выпускать в прокат такой фильм? Нельзя! Прав Сталин? Прав - на сто процентов.

Но вот вопрос: почему этот вредный пораженческий настрой картины увидел Сталин – и в упор не увидел начальник главного управления кинопромышленности Шумяцкий? А ведь он просто обязан был за этим следить – в этом и заключалась основная и важнейшая часть его работы. Потому что искусство – в любой стране – всегда и прежде всего служит на благо страны. И правильный настрой такого массового искусства, как кинематограф, играет серьезную роль в воодушевлении и объединении народа в трудную для него и для страны минуту.

Именно факт упадка духа советской армии и возмутил Сталина в картине «Моя родина». Именно за пораженчество этот фильм и был объявлен вредным, и был запрещен. Ибо такой фильм автоматически пропагандировал вредный для защиты страны настрой в рядах ее вооруженных сил.

***

Но вот вам и другой факт – когда фильм с весьма, казалось бы, уничижительным намеком по отношению к идеологии большевизма был запросто разрешен строгим и дотошливым к таким вещам Сталиным к прокату. Я говорю о фильме «Три товарища», вышедшем в 1935 году.

А что значил для СССР этот год? Немного предыстории. В декабре 1934 года был убит Киров. Его убийство продавшиеся известно кому нынешние историки с радостью приписывают Сталину, но это глупости. Сталин высоко ценил Кирова. Сталин крайне нуждался в таких, как Киров – стоящие, дельные кадры были в те годы в России в огромнейшем дефиците.

Так вот с этой трагической смерти принято вести отсчет ужесточения террора в СССР. Хотя сам террор после столь громкого убийства одного из первых лиц страны вполне закономерен. И просто обязан был возникнуть и ужесточиться – совершенно нормальная реакция главы страны на убийство руководителя такого уровня.

Итак, работа по выявлению всякой нечисти (собственно, такой же, как и в наше время) ужесточена, а в это время на экраны страны выходит фильм, в котором каждый житель советской страны может увидеть своими глазами, как некий отрицательный персонаж по фамилии Зайцев, купив на привокзальном базаре соленые огурцы, заворачивает их…в журнал «Большевик»!

Вдумайтесь. Не в какую-нибудь развлекательную газетенку с шарадами, а в самое что ни на есть идеологически трепетное издание с таким говорящим каждому советскому сердцу названием – «Большевик»!

1. Вот этот самый Зайцев – новый начальник строительства - едет в поезде. Место его прибытия – небольшой городок, где трудятся два его товарища по Красной Армии. Зайцев – переродившийся бывший красный боец. Позже, прибыв на место, он окружит себя рвачами и очковтирателями, будет разоблачен и с позором покинет городок. Но пока он еще в пути.

2. И вот на каком-то полустанке он сходит с поезда, чтобы на привокзальном базаре купить себе соленых огурцов.

3. Беспринципная и вредная сущность Зайцева немедленно проявляется в том, что испачканную огуречным рассолом руку он вытирает о голову стоящего рядом мальчика – замаскировав истинную сущность своего жеста в благодушное поглаживание подрастающего поколения.

4. Далее Зайцев подходит к журнально-газетному стенду, чтобы купить какую-то печатную продукцию для заворачивания в нее огурцов. Кстати сказать, этот печатный развал – точная копия нынешних торговых точек, возникших повсюду в метро и на улице сразу же в начале горбачевской перестройки: такие же набитые на фанерное полотно плашечки с веревочными ограничителями плюс столик.

5. Продавец сразу же понимает намерение Зайцева и предлагает ему что-то из ассортимента. Но Зайцев указывает пальцем… именно на журнал «Большевик»! Название журнала идет вполне крупным планом и читается очень даже отчетливо. (Кстати, рядом стоит и журнал «Молодая гвардия», первый выпуск которого состоялся в 1922 году.)

6. Но на этом святотатство не заканчивается. Уложив огурцы на священные журнальные страницы, Зайцев в дополнение еще и неуважительно сминает партийный орган, а потом и вовсе вырывает из него клок, в который как раз и завернуты огурцы.

7. Торопясь на поезд, он прихватывает с собой и ненужный ему журнал «Большевик», с которым он так непочтительно обошелся и который он, разумеется, и не собирается читать. Но ведь он за него заплатил – чего ж добро оставлять! И обложка журнала снова крупно наплывает на экран – «Большевик».

***

О реакции Сталина на этот фильм рассказал в своих записках сам Борис Шумяцкий. Именно Шумяцкий организовывал просмотры картин для вождя, привозил ему на утверждение важнейшие сценарии и кинопробы. Свои записки он осуществлял в стенографическом режиме, говоря о себе в третьем лице (в записках – Б.Ш.).

Разговор с вождем (в записках – Коба) о фильме «Три товарища» происходит в конце декабря 1934 года – после обсуждения звукового журнала «Союзкинохроника», в частности документального репортажа о прощании с Кировым. На просмотре присутствует и Лазарь Моисеевич Каганович (в записках – Л.М.), а также Сванидзе. Этот репортаж, как отмечает Шумяцкий, «смотрели с волнением». Было высказано много важных и полезных замечаний. Добавлю: очень точных и тонких замечаний. Редактором, конечно, Сталин был великолепным – мелочей для него не существовало, был способен не только углядеть промахи, но и предложить вариант их исправления.

После обсуждения присутствующие просят ознакомить их с каким-нибудь новым художественным фильмом. Не Сталин, заметьте, - Сталин испытал слишком большое душевное волнение, обсуждая кинохронику похорон своего убитого соратника. Просят совсем другие товарищи:

«После этого тт. стали просить показать какой-нибудь новый художественный фильм. Б.Ш. указал, что готовых еще нет. В числе находящихся в процессе сдачи фабриками и трестами ГУКФ имеются: «Живой бог», «Партизанская дочка» и «Солнечная новелла» – только немые. Но оговаривается, что они еще не совсем закончены.
Коба. Это ничего, что не закончены. Даже лучше, мы бы смогли подойти к этому делу еще ближе и до окончания помочь вам нашими указаниями. А какие звуковые находятся у вас в таком состоянии?
Сванидзе. Один из актеров Камерного театра мне говорил, что у Шумяцкого имеется интересная уже законченная картина «Три товарища», но он ее прячет. Надо его раскулачить.

Л.М. А он боится показать. Отчего?
Б.Ш. сообщает, что картина действительно вчерне готова, но мы ее тщательно хотим отработать и уже потом показать все, что наметили переделать, ибо иначе ее показывать нельзя, составится неверное представление о некоторых явлениях».

Здесь я намеренно прерываю цитату, с тем чтобы обратить ваше внимание вот на что. Фильм, по утверждению Шумяцкого, еще требует тщательной доработки – чтобы, по мнению опять-таки Шумяцкого, исключить «неверное представление о некоторых явлениях». При этом, заметьте, эпизод с журналом «Большевик» даже не обсуждается! Больше того. Шумяцкий абсолютно спокойно - абсолютно не боясь гневной реакции вождя и абсолютно не беспокоясь о своей жизни! - показывает Сталину фильм именно с этим эпизодом!

Еще раз повторю: данный кусок киноленты после выпуска картины в прокат покажет на всю страну неуважительное, буквально хамское обращение с одной из партийных святынь – заворачивание соленых огурцов в журнал «Большевик» с последующим комканием и вырыванием страниц! И этот эпизод в картине занимает немалое время, а обложка журнала показана крупным планом, причем дважды, так что не заметить этого просто нельзя.

Минуточку.

А где же панический страх перед гневом вождя? Где ужас распоясавшегося либерала и демократа? Где кошмарный гнев «кровавого диктатора»? Ничего этого нет и в помине. И никаких исправлений этого эпизода даже не предвидится. И ни одного недовольного слова от Сталина на сей счет не последовало…

Вместо всех этих «кровавых ужасов», о которых нам столь настойчиво твердят сомнительные радетели России, Шумяцкий получает от Сталина реакцию… довольного человека:

«Во время просмотра сильно смеялись <…> Коба и др. после просмотра указали, хотя фильм смотрится и будет смотреться хорошо, но что в нем есть ряд мест, нуждающихся в уточнении».

Ага! Может быть, сейчас Сталин наконец-то разразиться гневом по части большевистских святынь? Отнюдь. Места, нуждающиеся в уточнении, по мнению Сталина, следующие:

«Первое – это чтобы видно было, что Зайцев принес своей «системой» хозяйствования серьезный вред другим предприятиям и государству, или лично стяжательствовал, местами излишне много говорят. Секретарь РК в разговоре с Лацисом выглядит дубовым, невыразительным. Коба сделал общее замечание о том, что фильм не сделает в киноискусстве погоды. Он сыграет свою роль только как неплохо смотрящаяся мелодрама».

Вот и все уточнения. Не густо для «кровавого диктатора». Всего лишь грамотные технические поправки – и ни слова об антисоветчине.

Но, может быть, коварный вождь хочет, чтобы Шумяцкий сам раскололся? Вот Коба спрашивает его: «А что вы сами наметили исправлять в фильме?» И Шумяцкий спокойно отвечает, что для улучшения качества намечено фильм «дополнить материалом о причинении блатом видимого ущерба государству и соседним стройкам; сократить речь Вари в РК и кое-что др».

И Сталин одобрительно соглашается: «Наметили правильно. Тем лучше. Видите – значит, и наш совет попал в ту же точку. Исправьте, и фильм будет неплохо смотреться».