Below are the 8 most recent journal entries recorded in Альма Патер's LiveJournal:

Sunday, October 5th, 2014
1:49 pm	аргумент бутылкой В стародавние времена, в 1898 году, сошлись в ресторан «Палкин» на Невском проспекте литераторы почтить память поэта Якова Полонского в дружеской беседе. Участие в мероприятии само по себе, несомненно, знаменовало позиции участников, занятые к тому времени в литературном поле, их отношения с канонизированной смертью манерой письма и подразумеваемое признание друг за другом права на место среди почитателей и в чем-то наследников (взаимное кредитование символическим капиталом). Вместе с тем мог ли Александр Амфитеатров (1862 года рождения, с двадцати лет в литературном строю) видеть в Константине Бальмонте, родившемся на пять лет позже и в литературу пришедшего на семь лет позже, равную величину? Как явствует из письма Михаила Меньшикова Антону Чехову 1 декабря 1898 года, никак не мог:  В этой беседе Амфитеатров выразился, что стихи Бальмонта – бред сумасшедшего. Тот отверг это и в доказательство своего здравого смысла сказал, что «Новое время» – высочайше утвержденный бардак. Амфитеатров возразил ему в рифму: дурак, и ликер из рюмки направился к лицу поэта. Тот аргументировал бутылкой, жесты сделались оживленными и привлекли к участию в поминках Полонского посторонний в литературе элемент – татар и пр.  Очевидно, неконвенциональные манифестации позиций в литературном поле в виде рюмки, и то ликера, к которой прибег поэт и переводчик, симптоматично отреагировав на поползновение прозаика и драматурга захватить рифму и тем самым пост поэта), и бутылки (проза, драматургия, критика и публицистика всегда как-то солиднее и основательнее) повлекли интервенцию поля власти в поле литературы посредством татар. Амфитеатров в расстроенных чувствах на другой день уехал в Италию, тем укрепив позиции Константина Бальмонта. При советах вот так запросто уехать в Италию вряд ли у многих получилось бы, разве что с командировкой от Луначарского. А Чехов в ответ написал Меньшикову, что его описание побоища вышло столь высокохудожественным, «что даже приятно, что великие люди подрались».  На картинке мирно пасущиеся у памятника Адаму Мицкевичу в Кракове голуби, в отличие от великих людей не дерущиеся. А до переписки Чехова с Меньшиковым мне грешному не случилось добраться, и все вышесказанное постигнуто из толстой книжки:  Константин Бальмонт глазами современников. Воспоминания. Письма. Дневники. Поэтические посвящения. Подражания, эпиграммы, пародии. Шаржи / Вступ. ст. Л. Н. Таганова; сост., подгот. текстов, прим. и коммент. А. Ю. Романова. Санкт-Петербург: Росток, 2013 (Неизвестный XX век). С. 525. (1 Comment |Comment on this)
Monday, April 22nd, 2013
12:09 pm	Поэт высокий, опьяняться словом Как пишут в интернетах, в апреле 1916 года Константин Бальмонт пребывал во Владивостоке, раздумывая, а ехать ли в Японию. Это же после Австралии, где хорошего мало оказалось: «мучительное впечатление», «невыносимая тоска» и проч. Стоило ли подвергать испытаниям свою нежную поэтическую душу? Но 22 апреля (по юлианскому календарю) во Владивосток приехала Елена Цветковская, и Япония состоялась. 95 лет спустя, 12 мая 2011 года (по григорианскому календарю), в Вильнюсе открыли памятник Бальмонту. Без всякой видимой связи с Японией. Летели дни, крутясь проклятым роем, и уже 22 апреля с. г. (по тому же григорианскому) незримая сила повлекла меня грешного к Бальмонту, затерянного среди деревьев Зверинца, медленно пробуждающихся под неумолчных щебет незримых, как та сила, птиц, после зимней спячки. Без всякой видимой связи с Японией. Но с соображением в своей голове о том, что шаблонные черты древних литовцев в исторических романах и повестях – необычайное хлебосольство, гостеприимство, простодушие, близость к природе и граничащая с дикостью непосредственность едва тронутых цивилизацией обитателей непроходимых лесов со своим неизменным алюсом внезапно прорезалась в бальмонтовском «Польскому поэту Яну Лехоню» (первая публикация, как и других пропагандистских стихов по Виленскому вопросу, – в литовской газете „Lietuvos aidas“, которая, как мы понимаем, обычно стихов на русском на печатала, по-русски и в переводе Людаса Гиры 17 ноября 1928 года):         Ты говоришь – когда, тому столетья,         Пришли Поляки в Вильну, этот город         Был городьбой Литвинов полудиких,         Поляки же украсили ее.          [...]         А что до полудиких, я не знаю,         Кто более был дик в веках тех темных: –         Охотник пущ, простой и хлебосольный,         Или, прибывший в лес, надменный пан. Обращала ли внимание почтенная публика на то, что Бальмонт стоит, в сущности, предполагаемой задницей к Посольству Российской Федерации? (Comment on this)
Sunday, April 29th, 2012
10:38 am	про автомобиль министра В прошлом веке, почитывая свидетельства участников поездки Бальмонта якобы по Литве, а на самом деле до хутора, где жили родители Кубертавичюса, подозревал, что они сильно привирают в стиле примерно тех мемуаристов, вспоминавших, как они с Лениным на субботнике носили то знаменитое бревно, достойное, судя по неимоверному количеству бревноносцев, по меньшей мере книги рекордов Гиннеса. Но вот в том же 1930 году министр просвещения Константинас Шакянис любезно предоставил Сергею Минцлову автомобиль, и вокруг Каунаса и до Пажайлисского монастыря в нем ехала такая компания: Минцлов, жена его Ксения Дмитриевна, Людас Гира, его жена Бронислава Гирене, сын их Витаутас Сириос-Гира, Евгений Шкляр и, конечно, шофер. Вот какие раньше у министров автомобили были. (Comment on this)
Friday, April 20th, 2012
10:04 pm	Akmeninai klevai Представление литовского перевода «Каменных кленов» в Доме-музее Венцлов открыли ошарашивающие музыкальные композиции в исполнении вокалистки Индре Л., виолончелиста Клеменсаса Ш. и пианиста (главным образом, но не только, на этот раз) Владимира Ч., нет слов, потрясающее. Была там камера, надеюсь, записали и когда-нибудь удастся посмотреть, сверить впечатление. По правде, вечер можно было бы тут же и закрыть. Но все-таки Лилия Д. умные и красивые вопросы задавала, Лена Э. (трилогия или не трилогия, мера автобиографичности, женский «Каменные клены» и мужской «Другие барабаны», «Травник» перевести — это вообще неслыханное дело, и проч.) и Владас Б. умно и красиво отвечали, Владас, кажется, смущался и был не особенно многословен. Владимир К., Лена Э. и Владас Б. толковали про комментарии, про то, что писались-то они в Сычуани, как раз во время и сразу после землетрясения, и было их в два раза больше, а в переводе переводчица нашла нужным от себя комментарии докомментировать, Лена еще заметила, мол, ориенталисты ж, дескать, страшные люди, что с них взять. А актриса Бируте М. замечательно читала отрывки из романа, впрочем, таки проигрывая по еще держащейся в памяти ошеломляющей экспрессии Индре. При случае позволю себе опровержение: на клапане обложки книги (и в заметке Bernardinai) утверждается, будто бы в Литве до сих пор публиковались переводы только поэзии Лены Э. У меня грешного все ходы записаны: был же перевод «Истории города Ноли» в „Literatūra ir menas“, лет семь-восемь тому назад, и вольтерьянцы напрасно против этого говорят.    Под это дело у Гядиминаса З. выяснил, что сериал про Бальмонта в своей газете он еще продолжит, чувствует, что надо, да только на более злободневные темы приходилось писать, и, как можно было понять, застрял на сюжете со Скрябиным. Между тем в последнем номере „Mokslo Lietuva“ обнаружилась полезная статья небезызвестного эсперантиста Витаутаса Ш., из которой выясняется, во-первых, что в декабре 1905 г. виленские эсперантисты послали телеграфом в Варшаву стихотворное поздравление Людвику Заменгофу с 50-летием, сочиненное Георгием Дешкиным, и это — первая в мире телеграмма на эсперанто. Во-вторых, похоже, что Дешкин с конгресса эсперантистов в Петербурге в 1910 г. возвращался поездом вместе с Заменгофом. (Comment on this)
Thursday, February 9th, 2012
10:56 pm	Боевые вопросы климатологии На градусник смотреть по-прежнему никакого удовольствия, и его еще меньше при непосредственном соприкосновении с окружающей средой минус 0 за пределами мест обитания альм патеров. И вот в таких слабомалочеловеческих условиях Кристина С. доставила свежевышедшую свою же толстенную, в 600 с лишним страниц, книгу «Константин Бальмонт и Литва: Исследование поэтических переводов» (на литовском языке). Из них 264 страниц собственно текста, остальная часть, соизмеримая и даже превосходящая (по обрезу четко видно, книга отпечатана на бумаге двух сортов) – приложения. Приложения включают тексты переводов стихов Бальмонта на литовский (параллельно тексты оригинала; не все выявленные, но публиковавшиеся в советское и постсоветское время переводы перечислены в отдельном приложении – библиографии переводов), тексты стихотворений литовских поэтов, переведенные Бальмонтом (и тоже с литовскими текстами, – все известные на сегодня), в свою очередь снабженные, так сказать, приложениями к приложениями – указателями того и другого, по которому ясно видно, какие стихотворения Бальмонта, например, вызывали больше интереса и переводились в разное время разными поэтами, а какие нет, и в каких объемах каких литовских поэтов переводил Бальмонт. Ну и, конечно, хорошо подобранные иллюстрации, воспроизводящие страницы изданий, рукописей, открыток, отправленных Бальмонтом литовским друзьям (особо вставила страница с фотографией дорожного сундука Бальмонта и репродукцией картины Лилии Пуйпене «Чемодан», вдохновленной сундуком Бальмонта, – не мог себе такого поворота в литовской рецепции и представить), а также грамотно рубрикованная библиография, большие резюме на русском и английском, именной указатель на пятьсот семьдесят с гаком фигурантов. Дорогая коллега Дагне Б., как книжку увидела, так, кажется, за Достоевского и других корифеев отечественной словесности обиделась: мол, вторая книга о Бальмонте на литовском, и к тому же еще такая увесистая, – как-то несправедливо и табелям о рангах не очень или даже совсем не соответствует. Книжка хорошая, практически бульдозерного метода, когда исследователь после себя пустыню оставляет, пробороздив архивы и читальни старой периодики страны, соседних и дальних краев, докопавшись и до переводов не обнаруженных, но по мемуарам или переписке упоминавшихся, и сведений о стихах Бальмонта на концертах, в вечерах и радиопередачах. Вторым номером выступает доставленный Еленой К. jelkon@lj из солнечного Даугавпилса заграничный научный журнал „Humanitāro Zinātņu Vēstnesis“ (ISSN 1407-9607), не хухры-мухры себе журнал – в MLA International Bibliography считается, с научной статьей Александра Ф. про Осипа Пржецлавского (опять!), научной рецензией меня грешного на научную книжку Александра Ф. feduta@lj, в частности, про Осипа Пржецлавского (и снова!), и некрологом Павла Анатольевича Клубкова. В довершении секретный книгопровод доставил книжку того же Александра Ф. «Американские стихи», в нескольких экземплярах, и дорогая коллега Дагне Б., как книжку получила, так, кажется, сказала, мол, как приятно. Бегло, можно сказать, прочитал: трогательная. Но это уже совсем другая история. Kristina Sakalavičiūtė. Konstantinas Balmontas ir Lietuva. Poezijos vertimų studijos. Monografija. Vilnius: Lietuvių literatūros ir tautosakos institutas, 2011. ISBN 978-609-425-070-5. 608 p. (9 Comments |Comment on this)
Thursday, February 2nd, 2012
6:37 pm	Гильдия гидов и высокий блондин По неизреченной милости Отца небесного выпало недели полторы относительно свободных денечков (подпорченных, впрочем, гадким каким-то вирусом), так что можно было и носу из дому не казать. В морозный четверг выбрался таки в Дом учителя, где барышням и дамам из Гильдии гидов в нетеплом зале рассказывал про тараканов, которых А. С. Шишков отщелкивал в свенцянском кабаке летом 1812 года, про 150-летие железнодорожной линии от Петербурга через Динабург до Вильна, из Ландварово до Ковно или Гродно (а там и до Варшавы), которою тут же поехали один за другим Александр Островский, Николай Костмаров, Николай Лесков, как-то кстати пришлись Чуковский, Волошин и Бальмонт, ну и про Ивана Трутнева, умершего сто лет тому назад, каким-то юбилеем к текущему году привязанный Петр Столыпин, и как-то увязал с семейством Веревкиных. Сгоряча прошагал по холоднющим улицам в Дом национальных сообществ, где министр Ажубалис говорил правильные слова и, вместе с директором Ремигиусом Мотузасом, приглашал принимать участие в председательстве Литвы в Совете Е. Официозная фотография на память, а то ведь в быстротечной жизни уже и через неделю не вспомню, куда же делся этот день и где же затерялся в нем я, затерялся, как на официозной фотографии на память, осененной Погоней и двумя флагами. (2 Comments |Comment on this)
Thursday, August 18th, 2011
11:11 pm	К библиографии Бальмонта Занотую для памяти, а то потом хватишься - не найдешь: Ирина Арефьева. С Литвою я – брат. Литовский курьер. № 33 (860), 18 августа (на бумаге с. 15, с стихотворениями "Имена" и "Небо Литвы" (специально для Ларисы отсканировал из "Северного сияния"). Ср. Живой колос, "Дань уважения поэту" (в отдаленной связи с открытием памятника в мае).  (Comment on this)
Wednesday, May 11th, 2011
10:04 pm	sms от К. Бальмонта Пришла эсэмэска от К. Бальмонта с напоминанием о завтрашнем открытии памятника ему. Не сомневаюсь, впрочем, что послал ее Фонд Балтрушайтиса в лице Нины М., на фото первая справа; вторая справа модель памятника по состоянию на прошлый весенне-летний сезон, а третья - внучка Бальмонта Марианна Бруни, а четвертая - Татьяна Я., а пятая - Наталья В. ... но так до Бальмонта и не дойдет, с ним всегда так, как о нем писать, так приходится постоянно отвлекаться на барышень и дам, Кристина С. до сих пор вспоминает защиту своей диссертации, на которой хватило мне грешному нахальства отметить слабую проработанность этого вопроса, которому, вероятно, надлежит отвести особую главу либо отдельную работу. Да, Бальмонт. Как же, еще Философов в "За Свободу!" в апреле 1927 года, когда Бальмонт отправился в Польшу, писал: И вот теперь на склоне лет, на чужбине, в состоянии тяжкаго томления духа и напряженной борьбы, увы, не только с чужими, но и со своими, я, перелистывая страницы воспоминаний, ясно вижу как дорог мне Бальмонт, как дорог должен он быть нам русским. Он выпрямляет нас, напоминает нам о вечном солнце. Тогда Бальмонт во второй раз приехал в Вильно (первый раз в 1914 году с лекцией "Поэзия как волшебство") и выступал в Польском театре на Погулянке. Сергей Поволоцкий (та еще судьба: застигнутый войной в Варшаве, пробрался с трудом обратно в Вильно, где и был благополучно арестован советами за незаконный переход границы, Воркута, театральная труппа таких же бедолаг заключенных, Союз польских патриотов, "репатриация" в Народную Польшу) вспоминал, как сперва было на поэта столбняк напал, а потом он вдруг с необычайной скоростью, горячо и громко заговорил на каком-то непонятном языке. Теперь уж ошеломленной публике пришла очередь впасть в ступор, из коего она невдолге вышла, недоумевая, переглядываясь и улыбаясь. А он все говорил и говорил, едва-едва притормозил дух перевести, и тут-то профессор Мариан Здзеховский сумел вклиниться и сказать, что, мол, наш почтенный гость, прекрасно владея польским языком, выразил желание говорить на нем, но мы не будем утруждать дорогого гостя и попросим говорить на языке Лермонтова и Пушкина, который все мы прекрасно понимаем. А в следующем году началась знаменитая литовская эпопея Бальмонта, со стихами Сувалки, Гродно, Вильна, Ковно - Суть Настоящая Литва. Кто это помнит хладнокровно, В том воля творчества жива, уймой переводов его на литовский и им литовских поэтов, приездом в 1930 году в Ковно, какой-то дивной (серебряной, должно быть) ложечкой, посланной ему, кажется, Людасом Гирой и застрявшей на бордосской таможне, но благополучно выцарапанной, и поздними неприятными сведениями счетов за сборник "Северное сияние". (Comment on this)