безоценочно
На прощание с Дмитрием Александровичем не успела по независящим от меня причинам. Думаю, он не заметил…
Вспоминала сегодня спор в автобусе на израильских дорогах, после того, как на встрече с эмиграционной межпухой он выдал конструкт типа : - Художник сегодня отчуждён от традиционной территории искусства и реализует себя на смежных артистических пространствах…
Старушки уронили вставные челюсти, старички охнули, молодняк набычился от унижения – ему показалось, что он уже совсем не понимает по-русски.
Самая смелая старушка подошла ко мне после и спросила : - А вот мужчина в очках, он там про территорию что-то говорил… это как?
Слово «территория» у израильтян больное, и было неудобно перевести старушке этот текст на понятный русский, на котором он означал : бабло теперь платят в другом месте.
Об этом мы и заспорили в автобусе.
- Искусство устало от традиционных форм, - настаивал Дмитрий Александрович, - Вот все эти ваши театры, хоры, оперы, скульптуры, это уже не искусство. Это чистый промысел как выделывание шкур, собирание и сушка грибов. В этих промыслах отточены все детали, и им некуда дальше двигаться.
- Хорошо. Вот я как-то была в Берлине на культур-мультурном заезде, с меня там потребовали роман или пьесу. А обожаемый мною Дима Гутов, должен был отчитаться инсталляцией. И когда мы с ним гуляли по морозной центральной улице и увидели обкуренного мексиканца, продающего бумажные фигурки, прыгающие в горячем воздухе, он купил одну и отчитался ею перед кураторами. Это тоже факт искусства?
- Да, это факт искусства, потому, что придумано Димой первым…
- Но ведь это искусство наёбки, а не чего-то другого… для этого в УК есть статья – мошенник на доверии…
- В чём-то с вами согласен…
- Зайдём с другой стороны, если бы вам не платили больших денег за накрытые тряпкой экскаваторы, вы бы стали делать их из чистой потребности в творческой реализации?
- Да нет, конечно…
- А разве не промысел лоббировать деньги фондов и минкульта и втюхивать им сей скромный креатив?
- Ну, согласен… теперь уже промысел.
Мне как человеку, пришедшему из театральной профессии, всегда было немного стыдно участвовать в авангардистском празднике жизни, поскольку любой режиссёр и любой сценограф за пять минут действия на сцене вынужден придумывать в сто раз больше креатива, чем на целом современном биенале по диагонали и вертикали. Я всегда относилась к этому виду спорта как к циничному хлебному месту очень по касательной раздвигающему рамки территории искусства.
Ведь в данной тусовке главным фактором оплаты объекта являются исключительно отношения с кураторами. А положить в качестве объекта искусства кучку говна или свой старый носок и назвать это «Весна священная» или «Как мы боролись с коммунистами», и получить за это круглую цифру дензнаков не может сегодня только ленивый. Напоминаю, в театральном пространстве это делается дольше века, более насыщено и совсем за крошечные деньги.
В тусовке, работающей со словом многие люди точно по тем же параметрам начали писать сериалы и детективы. Но им всё-таки стыдно за это… тем, конечно, кто писатели… и при встрече они многословно оправдываются. И тоже что-то лепят про расширение территории искусства… ещё противно, что современное искусство не особо отказывает себе в гонорарах в то время, как по всей стране рассыпаются исторические памятники, действительно, не подлежащие восстановлению. А бюджет-то один, да ещё и остаточный…
И интересно, как «промысел» современного искусства легко перетекает в соседний. Не зря ведь первым политтехнологическим проектом Марата Гельмана был имидж Мавроди. Ох, не зря…
Прощайте, Дмитрий Александрович! Я вас люблю за интонацию, за стихи… но никак не за экскаватор, накрытый тряпкой в качестве объекта искусства.
Мария Арбатова
Уж как над нами коммунисты
Неимоверно издевались
Сейчас поймать бы вот такого
Коммуниста
И точно та же поиздеваться бы над ним
Да нет на то, увы, мне сил
Если б и сам он попросил –
Не получится
Умения нет
Воли нет
Беспамятства и высшего предназначения нет на то
А подтянем-ка ракеты
Да и бомбы всевозможные
И ударим-ка по Питеру! –
А зачем? –
А чтобы была одна Москва
Играют в карты, в дурака
Две пожилых усталых женщины
В электричке
Так яростно, словно обещаны
За это им два-три мешка
Небесных благ или нирвана
Вот красные, словно из ванной
Раскрасневшиеся, в смысле
Руками машут
И сопят молча
А обещано им всего-то..., да вы сами знаете, что им обещано