это, который яблочко-песню, держал в зубах?

(Reply to this) (Thread)

естественно

(Reply to this) (Parent) (Thread)

мне кажется, у всех людей той эпохи покопаться, у каждого свое яблочко будет, исключая тех, кто сидел.

(Reply to this) (Parent) (Thread)

(Reply to this) (Parent) (Thread)

а Пастернак?

(Reply to this) (Parent) (Thread)

Вот я не в курсе.
Но к нему с так близко с топором не подходили.

(Reply to this) (Parent) (Thread)

может, честнее был

(Reply to this) (Parent) (Thread)

Дело не в честности.
Мандельштам написал между ссылкой в Чердынь и последним арестом. когда он сидел без заработка и права въезда в Москву.
Ахматова - после знаменитого постановления и после второй посадки сына.

(Reply to this) (Parent) (Thread)

А что угрожало Евтушенко, опубликовавшему при жизни Сталина проникновенное стихотворение о вожде:

...В бессонной ночной тишине
Он думает о стране, о мире,
Он думает обо мне.
Подходит к окну. Любуясь солнцем,
Тепло улыбается он.
А я засыпаю, и мне приснится
Самый хороший сон.

(Reply to this) (Parent) (Thread)

А Евтушенко просто очень отзывчивая душа, он через себя все токи эпохи пропускает.

(Reply to this) (Parent)

сидел-не сидел - не важно.
террор бил вразнобой и народ боялся. это нормально.

(Reply to this) (Parent) (Thread)

Согласен. Сидевшие тоже писали.

(Reply to this) (Parent) (Thread)

а кто не писал?
Чуковский? Маршак? Пантелеев?

(Reply to this) (Parent)

не знаю, Шаламов вот не писал.

(Reply to this) (Parent) (Thread)

От Шаламова и не ждали, что он напишет. Он был никем с литературной точки зрения до посадки.

И давайте не будем забывать, что Шаламов был троцкист, т.е. принадлежал к одной из ветвей той же тоталитарной секты. Т.е. он, если бы победила его ветвь в борьбе, тоже не был бы гуманистом.

(Reply to this) (Parent)

А Вы жили в 1937?
Даже великий Мандельштам, не подещики - светлов/тарковский, а Великий Русский Поэт и тот писал:
Сталинская "Ода"

ОДА

Когда б я уголь взял для высшей похвалы —
для радости рисунка непреложной,
я б воздух расчертил на хитрые углы
и осторожно и тревожно.
Чтоб настоящее в чертах отозвалось,
в искусстве с дерзостью гранича,
я б рассказал о том, кто сдвинул ось,
ста сорока народов чтя обычай.
Я б поднял брови малый уголок,
и поднял вновь, и разрешил иначе:
знать, Прометей раздул свой уголек, —
гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу!

Я б в несколько гремучих линий взял
все моложавое его тысячелетье
и мужество улыбкою связал
и развязал в ненапряженном свете.
И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца,
какого, не скажу, то выраженье, близясь
к которому, к нему, — вдруг узнаешь отца
и задыхаешься, почуяв мира близость.
И я хочу благодарить холмы,
что эту кость и эту кисть развили:
он родился в горах и горечь знал тюрьмы
Хочу назвать его — не Сталин — Джугашвили!

Художник, береги и охраняй бойца:
в рост окружи его сырым и синим бором
вниманья влажного. Не огорчить отца
недобрым образом иль мыслей недобором.
Художник, помоги тому, кто весь с тобой,
кто мыслит, чувствует и строит.
Не я и не другой — ему народ родной —
народ-Гомер хвалу утроит.
Художник, береги и охраняй бойца —
лес человеческий за ним идет, густея,
само грядущее — дружина мудреца,
и слушает его все чаще, все смелее.
Он свесился с трибуны, как с горы, —
в бугры голов. Должник сильнее иска.
Могучие глаза мучительно добры,
густая бровь кому-то светит близко.
И я хотел бы стрелкой указать
на твердость рта — отца речей упрямых.
Лепное, сложное, крутое веко, знать,
работает из миллиона рамок.
Весь — откровенность, весь — признанья медь,
и зоркий слух, не терпящий сурдинки.
На всех, готовых жить и умереть,
бегут, играя, хмурые морщинки.

Сжимая уголек, в котором все сошлось,
рукою жадною одно лишь сходство клича,
рукою хищною — ловить лишь сходства ось, —
я уголь искрошу, ища его обличья.
Я у него учусь — не для себя учась,
я у него учусь — к себе не знать пощады.
Несчастья скроют ли большого плана часть?
Я разыщу его в случайностях их чада...
Пусть недостоин я еще иметь друзей,
пусть не насыщен я и желчью, и слезами,
он все мне чудится в шинели, в картузе,
на чудной площади с счастливыми глазами.

Глазами Сталина раздвинута гора
и вдаль прищурилась равнина,
как море без морщин, как завтра из вчера —
до солнца борозды от плуга-исполина.
Он улыбается улыбкою жнеца
рукопожатий в разговоре,
который начался и длится без конца
на шестиклятвенном просторе.
И каждое гумно, и каждая копна
сильна, убориста, умна — добро живое —
чудо народное! Да будет жизнь крупна!
Ворочается счастье стержневое.

И шестикратно я в сознаньи берегу —
свидетель медленный труда, борьбы и жатвы —
его огромный путь — через тайгу
и ленинский октябрь — до выполненной клятвы.
Уходят вдаль людских голов бугры:
я уменьшаюсь там. Меня уж не заметят.
Но в книгах ласковых и в играх детворы
воскресну я сказать, как солнце светит.
Правдивей правды нет, чем искренность бойца.
Для чести и любви, для воздуха и стали
есть имя славное для сильных губ чтеца.
Его мы слышали, и мы его застали.
Январь-февраль 1937 г.

(Reply to this) (Parent)

не только, еще "Бьется в тесной печурке огонь...", один из лучших стихов про войну (http://www.litera.ru/stixiya/authors/surkov/betsya-v-tesnoj.html)

(Reply to this) (Parent) (Thread)

это как?

(Reply to this) (Parent)

коммунизм какое слово сколько в нем заключено то с надеждой то сурово произносится оно

(Reply to this)

Качественные, крепкие стихи, нес па?

(Reply to this) (Thread)

У Мандельштама все равно лучше.

(Reply to this) (Parent) (Thread)

Bravo! Perfetto! Rispetto!

(Reply to this) (Parent) (Thread)

(Reply to this) (Parent)

Ностальгия?:)

(Reply to this)

Светлов жидковат (сорри), а Тарковский - блеск! Эталон жанра.

(Reply to this)

Я думаю, что из тех, кто сейчас злобствует по поводу стихов, написанных про Сталина в сталинское же время...
Ну, скажем мягко, у меня нет никаких оснований думать, что они вели бы себя иначе.
Наоборот. Я уверен, что они бы подмахивали власятм в стиле Демьяна Бедного, никак не менее.

(Reply to this) (Thread)

Да тут, вроде, никто и не злобствует.

(Reply to this) (Parent)

а кто злобствует?

(Reply to this) (Parent)

Тех, кто злобствует, не встречал.

(Reply to this) (Parent) (Thread)

... но муд*ков уже парочка попалось, нет?

<Вот интересно - ЖЖ проверяет некоторые посты на совершеннолетие, но никак не запрограммирован на проверку года рождения тех, кто пишет про ВОВ, Пастернака, Высоцкого и т.п. time-sensitive темы>

(Reply to this) (Parent)

(Reply to this)

"...Ура, наш царь! так выпьем за царя!
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал лицей...."

(Reply to this) (Thread)

Не очень корректная, мягко говоря, цитата. Интересно, кто бы мог, даже из гениев, "прощать" Сталину? А "раб молвы, сомнений и страстей"?! Кто бы мог так назвать Сталина, пусть метафорически, при жизни? Это во-первых. Во-вторых: строки Пушкина обращены не в партийные органы, а к лицейским друзьям, пусть и не все из них могли бы с ним согласиться.

(Reply to this) (Parent) (Thread)

Действительно, те, кто так могли назвать Сталина, очень быстро стали удобрением на Колыме. Однако, не все пели осанну вождю за кормушку, кто-то делал это, чтобы спасти жизнь. Свою, своих детей и близких.
А когда за твоим затылком или за затылком твоего ребенка маячит ствол, то сбацаешь еще и не такую заздравную и петухом пропоешь под столом, извините за метафоричность. В лубянских подвалах были хорошие мастер-классы по советской поэтике. Как, впрочем, и по театральному искусству. Об этом не стоит забывать, изучая отечественную словесность.

(Reply to this) (Parent) (Thread)

Спасибо, всё понятно. С этим трудно не согласиться.
Просто 19-й век - это всё-таки другое измерение. И любые аналогии, столь любезные сердцу подсоветской интеллигенции, нуждаются в тысяче оговорок. Ещё раз спасибо.

(Reply to this) (Parent)

сейчас и так не напишут

(Reply to this)

Тарковского частично оправдывает то, что его текст стал основой знаменитой "Волховской застольной" Павла Шубина:

Выпьем за тех, кто неделями долгими
В мерзлых лежал блиндажах,
Бился на Ладоге, бился на Волхове,
Не отступал ни на шаг.

Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробивался болотами,
Горло ломая врагу.

Будут в преданьях навеки прославлены,
Под пулеметной пургой,
Наши штыки на высотах Синявина,
Наши полки подо Мгой.

(Reply to this)

А зачем Булгаков "Батум" написал?

(Reply to this)

Так это Арсений Тарковский? Слышал эту песню в исполнении Изабеллы Юрьевой.

(Reply to this)

Прийти к генеральному директору своего предприятия и честно , в лицо , сказать все , что ты думаешь о нем , о его жене , о его детях , теще . И главное о его бездарном руководстве . Как альтернатива повесить в коридоре дзыбао обо всем это .
Ну или по крайней мере молча , но ДЕМОНСТРАТИВНО , не поддержать осану тому же начальнику на глазах его стукача .
Или отказать тому же начальнику в невинной просьбе написать хвалебную , но талантливую , статью о нем.
И все это неся личную отвественность своим заработком за своих -жену , детей , родителей
А уж потом , с чистой совестью и за мандельштамов приниматься .
Тоталитаргый режим ставит человека перед НЕчеловеческим выбором , и в этом его ужас . Можно преклоняться перед теми , кто предпочел сгинуть , но не сломаться . Когда это только твой личный выбор , т когда это только твоя личная судьба .
Все это не относится к тем , кто стучал , доносил , пытал . Тем , кто был АКТИВНЫМ ПОДЛЕЦОМ , и существовал , УНИЧТОЖАЯ других .
Кстати , я никогда не поверю в перемены в России , пока бывшим сексотам и гебешникам идеологических управлений не запретят заниматься общественно-политической деятельностью

(Reply to this)