[Recent Entries][Archive][Friends][User Info]
| October 22nd, 2006 | |
|---|---|
| 08:29 pm [Link] |      Есть в Литературном институте пожилой профессор Александр Рекемчук. Как бы прозаик. Уважаемый человек. Входил в редколлегии журналов "Знамя" и "Новый мир". При М.С.Горбачеве был в правлении перестроечного движения "Апрель", директор (кажется, и по сей день) либерального издательства "ПиК". Близкий друг писателей Анатолия Приставкина и Аллы Гербер. Ну очень прогрессивный. Вместе с Ириной Хакамадой, Евгенией Альбац и Гарри Каспаровым заседал в оргкомитете Всероссийского Гражданского Конгресса "Россия за демократию, против диктатуры" (12 декабря 2004 г.). 22 июня 2006 года был одним из основателей Российского антифашистского фронта. Тусуется в Московском бюро по правам человека, Фонде защиты гласности, в Конгрессе русской интеллигенции Сергея Филатова. На "Эхо Москвы" часто выступает, во всяких прогрессивных газетах охотно дает интервью. Вот, например, как он вспоминает об одном писательском собрании, где клеймили А.И.Солженицына: " Тогда же, в начале 70-х годов, в Малом зале Центрального дома литераторов прошло немноголюдное собрание писателей Москвы, на котором выступал начальник Пятого управления КГБ генерал Абрамов. Он, весьма доверительно, рассказал о деятельности в Советском Союзе диссидентов, процитировал некоторые документы, статьи зарубежной прессы. Говорил и о Солженицыне, о том, что семья Ростроповичей опекает его на своей подмосковной даче, о возникших там проблемах, о непростых взаимоотношениях Солженицына с главным редактором «Нового мира» Твардовским. Генералу задали вопрос: достаточно ли мотивированной была реабилитация Солженицына по его фронтовому делу? Абрамов подробно рассказал об обстоятельствах ареста Солженицына на фронте в 1945 году, о суде над ним, но подчеркнул, что, поскольку реабилитация состоялась в соответствии с законом, никакого обратного хода в этом деле быть не может. Вот тут-то и произошло нечто невероятное. В прениях один за другим выступали писатели, чье творчество было посвящено подвигам чекистов и о которых поговаривали, что они вхожи. Так вот, эти вхожие писатели в один голос потребовали пересмотра реабилитации Солженицына, что, по сути, могло означать либо подтверждение его виновности по давнему делу либо новое судебное преследование. Я не настолько наивен, чтобы думать, будто эти вхожие писатели (тем более — все вдруг!) самостоятельно загорелись этой идеей. Но мне показалось, что генерал был ошеломлен подобным поворотом разговора. Свои ребята, как обычно, перестарались. Я сидел на этом собрании, удрученно понурясь."" Само благородство. Какое искреннее негодование. "Перестарались ребята..." Теперь откроем на 9-й странице "Литературную газету" от 30 января 1974 года. Вот как "перестарался" сам Александр Евсеевич: КЛЕВЕТНИК Откровенный контрреволюционер, враг социалистического строя, всех многотрудных побед и свершений нашего народа, Солженицын не обошел своей ненавистью и советскую литературу, рожденную Октябрем. Он пытается оплевать все, что свято для миллионов умов и сердец. Cо страниц сочинения "Архипелаг Гулаг" многократно срывается брань по адресу Горького - одного из мировых художников слова, основоположника литературы социалистического реализма, великого гуманиста. Глумясь надтворчеством Маяковского, он с издевкой цитирует именно те строки, которые посвящены Ленину, обращены к комсомолу, к деятелям искусства, - мы знаем их наизусть и повторяем, как клятву. Современная литература не знает произведений, в которых драматизм социально-исторических сдвигов выразился бы с большей силой, чем в творчестве Шолохова. Гипертрофированное самомнение Солженицына не может смириться с подобной очевидностью. Онпытается - все с той же антисоветской колокольни - охаять рассказ Шолохова "Судьба человека". Читая сделанный им "критический разбор", можно лишь гадать, чего в нем больше - кощунства или школярства. Солженицын саморазоблачается и в той части своей книги, которая касается борьбы народов против гитлеровской чумы. Клеймо "литературного власовца" пристало к нему надежно. Восхваляя предательство, измену, пораженчество, коллаборационизм, он все же вынужден признать, что среди находившихся в эмиграции русских писателей остались в "отчужденном одиночестве Мережковский и Гиппиус, взявшие сторону Гитлера". Устами одного фашистского наймита он порицает Бунина, который в оккупированной гитлеровцами Франции, на склоне лет, жил воспоминаниями о России... Старческая блажь! Ведь, по Солженицыну, для русского человека предпочтительней другие устремления: "В батальоны Власова. В казачьи полки Краснова. В трудовые батальоны - бетонировать будущий Атлантический вал. В норвежские фьорды. В ливийские пески..." И далее: "хоть в Парагвай, хоть в Индокитай" (!). Касаясь "литературного" аспекта сочинения Солженицына, нельзя обойти молчанием и еще одну гнусность. Это его выпады против тех советских писателей, в творчестве которых были отображены нарушения социалистической законности во времена культа личности. Солженицына приводит в ярость, что эти писатели вместе с партией сказали горькую правду, не потеряли чувства исторической перспективы, не впали в односторонность. Именно верность партии "инкриминирует" им Солженицын - и в этом тоже сфокусирована провокационная суть книжонки "Архипелаг Гулаг". Ныне Солженицын, а с ним и вся зарубежная фабрика-кухня антикоммунизма возопили о том, что отклики советских людей, в том числе писателей, на появившиеся в "Правде" и "Литературной газете" статьи о его падении и гражданском бесчестии имеют-де чересчур резкий и суровый тон... На мой взгляд, тон их можно счесть даже слишком сдержанным в сравнении с антисоветским содержанием и в сравнении с разнузданным "стилем" самого Солженицына. Александр РЕКЕМЧУК Imported event Original |