Вас мой хаос еще не заебал?

В таком случае, продолжим демонтаж Рабочего и Колхозницы здравого смысла:

Кублай-хан ударился обугленным ртом о дно ржавого бассейна и понял, что в это утро ему не следовало намазывать изумрудный хлеб шейным маслом. С ним была пулеметчица из породы нагов, серая, быстрая, скользкая - она передернула затвор и вещим криком скомандовала, подняла седое воинство из лиловеющих мхов. На приступ замка (сердечный) пошли (глотая валидол) ишемические полки. Главная башня дрогнула - над ней взвилось алое ватное облако и, сжимаясь, пронеслось в 45 миллиметрах от 91-го волоска его бороды. Кублай-хан моргнул. С его глаз, просыпаясь, посыпались чудовищные черные утесы, в них, разогревая моторы, прятались до получения последнего приказа торпедные катера. "Все вон!" - страшно воскликнул он и обрыгнул рыжим пламенем стволы покосившихся яблонь. Кое-что сдвинулось с места, но никто не пошелохнулся. "Врага народа поймали!" - охнула молодая бледная поганка, но её никто не услышал, так как Берия был расфасован на 88 пронумерованных частей и спрятан в 14 бесполезно дымящихся духовках. Кублай-хан был вне себя. Внутри его клубился кто-то другой. Ничто уже не могло помочь ему, но с Ничто у него всегда были непростые отношения. Он лопнул и тут же собрал себя в одно целое из 4731 кусков. Он таял и выжидал. Растреллы были сначала заменены на помилования, затем - на колесования, затем - на амнистию, а то что осталось собрали в пластмассовый совочек с надписью "социальный контракт" и бросили в Москву-реку на прокорм розовым сомикам. Сомики похотливо терлись друг о друга пятнистыми спинками.

"Вот и встретились однополчане!" - радостно вспыхнула желтыми иголками старая лиственница.

Кублай-хан умер.