Настроение: | calm |
Салехардский безногий, елочкой поросший, тычет бутылкою денатурата в ороговелые глаза арапчонка:
- Листик, листик, - бормочет - листик...
Из вздетых на копья ворон молча катятся мутные капли. Содержание сахара в крови соответствует ГОСТу. Кладбищенский кирпич забыл как это будет по фене. Мхом поросла последняя память о гусеницах, облепивших мамочку. Шарфик щекочет перерезанное горло. Восток алеет, как вымаранная русской артериальной кровью луковица. И лишь подгузник подозрительно сух.
В изразцовой печи стонут в прогорклых горшках треугольные колобки. Синеет огонь. Шипит и ругается масло. Котёнок смеётся над собственным отражением на ноже гильотины. Нож понимает и это тоже. Язык вывалился в концептуальное пространство смолистого рубероида и застыл, взойдя золотыми маковками и серебряными провалами. Заулюкал телефон. SMS на Крови.
Венчики укропа лежат на посыпанных тертым чесноком могильцах. Мутно вздыхает свинья - ей запретили разносить по свету черную пыльцу неродившихся самоубийц. Скворцу не дали снять повязку - радости, радости сколько было! Вечер у сруба приятен и тих, в жопу набился подсолнечный жмых.
И только салехардский безногий умиротворённо обгладывает последнюю веточку похоронного венка:
- Как под Волоколамском!