Настроение:

sleepy

Вот подумаешь о том, что никогда в этой жизни не возродится прелесть серого советского школьного утра. Сентябрь, февраль и май оставим для мажоров, а себе возьмём позднее октябрьское утро, всё наше самое. По чутким руководством ласкового и нежного фюрера - мамы - с трудом открываешь глаза (будильники, внутренние и внешние, придут с возрастом). Просыпаться, как и всё принудительное в этой жизни, не хочется. Там было так сладко - ведь ещё не пришло понимание, что там когда-нибудь неумолимо настанет. Evigkeit. Но мы всё же открываем глаза. Я открываю глаза.

В усмердевшейся и простой тесноте пижам, одеял и подушек хочется провести первые несколько минут нового дня, новой жизни. Ведь новый день - это как-бы новое рождение. Грустно, но я с некоторых пор, довольно много лет назад, перестал ощущать это, пробуждаясь. Теперь это не "рождение" - а всего лишь "включение" в коллективное время, коммутативный процесс, переход с шины одного тактового генератора на другую - из мягкого, "гнилого" времени сна в чёткое и беспощадное время waking world. Волшебство пробуждения было безвозвратно утеряно, кажется, вместе с волшебством зелёной бабушкиной пуговицы.

Ещё несколько минут вырываются у времени сладостным потягиванием, а дальше - выход на кафельный аппельплац ванной, рукомойка, зубочистка, айн-цвай-драй. Где-то на вешалке тебя ждёт коричневая фашистская школьная форма, но сперва... Я уже хорошо знаю, что не стоит есть вишневую зубную пасту, но мне всё таки нравится её вкус.

Завтрак. Мятая картошка и два яйца всмятку. Обязательный черный хлеб (белый я категорически отвергаю.) Неуловимо пахнущий вкусным малиновым вареньем чай. Как-то вдруг оказывается включен телевизор - рукой нежного фюрера, maybe - но даже оказавшись включенным, ему не удаётся включить меня целиком в своё пространство. Какая-то детская передача, "Будильник"... Подборка мультфильмов - бесконечные "Следствие ведут колобки". (Синдром ложной памяти услужливо выдвигает сведения о якобы цветном изображении на экране - но это не так, говорит циклический избыточный код - цветной телевизор появился у нас впервые в 1988) "Ниччего не поннимаю" - где-то на пороге когерентности. В чашке на дно ложатся три чаинки, образуя равнобедренный треугольник. Гексаграммы в то время ещё неизвестны мне.

Облачение. С восторгом и ненавистью воспринимаю новые атрибуты бывшего домашнего тела. Уже находясь в школьной форме, катастрофически хочется ещё раз помыть руки. Получаю инструкцию, что на улице уже холодно. Шапка, пальто, ботинки. Шарфик не кусается. Хороший шарфик. Ненавязчиво мешающий школьный ранец и совсем уж лишний - холщовый мешок со сменной обувью.

Дверь открывается на себя. Серое, сероватое и синевеющее - на лестничной клетке сквозь прострел пыльного окна. Синевеющее делает пространство тем, что многие годы спустя можно будет назвать "готичным". Очень медленно едет лифт. Путешествие к центру земли оказывается на этот раз отменено - как всегда, на первом этаже.

Двор совершенно не воспринимается, как нечто новое. Двор - кладбище несбывшихся желаний пойти с папой в парк. Поэтому я смотрю сквозь него. Из соседнего подъезда точно так же выходит мой будущий друг Сашка З. - он учится в другой школе и поэтому мы не видим друг-друга. Под ногами слабо жуются остатки какие-то мокрых листьев.

У меня есть выбор - дорога №1 и дорога №2. Обе они примерно одинаковы по протяженности и ведут в одно и то же место. От какой-то внутренней бифурикации выбираю дорогу №2. Мешок со сменной обувью противно обивает ноги. Улица, грязь, шум, машины - перспектива, ведущая на невидимый север, этой невидимостью вконец обессмысленный. Шагая мимо огорошенной серой краской стены и пыльных окон корпуса завода им. Дзержинского, я сожалею о том, что какие-то мудаки выстроили некрасивый деревянный подмост на том самом месте, где возле стены когда-то был прямоугольный люк и оттуда - сквозь отдушину - вырывались клубы вкусного пара. Даже тогда это было очень давно.

Дойдя до пришедшего в упадок плоского прямоугольного фонтана в сквере - поворот направо, мимо заводской поликлиники. Вниз, по Смоленской. Внизу спуска, слева - здание больницы в примордиально желтых тонах, справа - тот же завод им. Дзержинского. Проходная, слепо и безмолвно глотающая людей. Ворота - открытые на территорию больницы. Где-то там, за старыми тополями, видна моя школа. На территории больницы обнаруживается тропинка, ведущая сквозь луг - к проеденной детской молью дыре в ржавой сетке забора. Шагая мимо уснувшей трансформаторной будки - на дверях потёки битума - глядя на осколки битого кирпича, обычно приглашающие себя потрогать (но не сейчас!) мой взгляд неожиданно останавливается на одиноком и единственном пучке всё ещё зелёной травы.

Это какая-то странная, острая, чем-то похожая на осоку, трава. Стебли победоносно устремлены вверх и казалось, готовы бросить вызов не только поздней осени - но этому небу и всему миру. Возникает впечатление, что если тронуть эту траву рукой, она обязательно располосует кожу, как бритва. На листьях - сизый, какой-то металлический оттенок. Они покрыты инеем. Это первый иней, увиденный мной в этом году.

И я вдруг понимаю, что ради этого пучка травы я готов проделать дорогу №2 совершенно безвозмездно.