Тим Клейтон, Фил Крейг. ТРАФАЛЬГАР: ЛЮДИ, СРАЖЕНИЕ, ШТОРМ (4а)
Глава 4. Памятник Латушу

За девять месяцев до прихода объединенного флота в Кадис Вильнев стоял на вершине мыса Кап-Сепет, высоко возвышающегося на тулонской гаванью, и произносил надгробную речь в честь вице-адмирала Луи-Рене де Латуш-Тревиля:
«Неустанное усердие, отвага, осторожность вкупе с неустрашимостью, любовь к славе и своей родной земле – эти качества мы будем всегда почитать, и сожалеть о его потере. Они также будут и предметом нашего соперничества: моряки, они никогда не перестанут быть моей заботой! Преемник Латуша обещает это вам; обещает ему этой речью, что он будет достоин подобной верности и преданности».
Вильнев обращался к собранию французских офицеров, которым Латуш давал надежду и уверенность и которые, в свою очередь, платили ему преданностью. Латуш был французским Нельсоном – или, по крайней мере, ближайшим соперником ему из тех, что Франция имела за последние десятилетия. «Я повидал немало офицеров за время службы», писал Огюст Жискель, младший офицер «Интрепида», «но никогда не встречал настоящего лидера, подобного тому, которого мы потеряли, с такой стальной волей, способностью преображать людей и влиять на события». Его подчиненные решили поставить ему памятник, который будет возвышаться над гаванью вечно. Будь он жив, именно он готовился бы сейчас в Кадисе к битве с британцами.
Латуш содержал две семьи; его двоеженство даже увеличивало его харизму. Выдвинувшись во время войны за независимость американских колоний, он стал деятельным помощником герцога Орлеанского, бравирующего своими демократическими взглядами брата казненного французского короля, что в 1793 году привело Латуша к изгнанию из рядов республиканского флота. После переворота 1799 года Наполеон вернул его в строй и дал командование объединенным флотом в Бресте. Здесь Латуш подружился с испанским адмиралом Гравиной и его офицерами; он ввел испанских советников в свой штаб, используя их опыт в защите портов от британского флота. В 1801 году эти самые испанцы помогли Латушу отразить нападение Нельсона на Булонь. Небольшая, но значимая победа шумно отмечалась во Франции. Наполеон, убежденный, что Латуш имеет необходимые способности и энергию, вручил ему командование в Тулоне и ключевую роль в планировании вторжения в Британию.
Будучи в Тулоне, весной 1804 года Латуш разъярил Нельсона своим утверждением, что он принудил к бегству небольшую британскую эскадру, находившуюся под командой самого знаменитого адмирала. «Вы бы видели письмо мсье Латуша о том, как он преследовал меня и я бежал», с отвращением писал Нельсон. «Я храню это письмо; видит Бог, если он мне попадется, он его съест».
Такими всплесками бравады, как «победа» над Нельсоном, Латуш укреплял дух тех людей, которыми теперь командовал Вильнев. В период командования Латуша его моряки впервые за много лет стали получать регулярное жалование. Он настоял на получении новой выходной формы, состоящей из красного жилета, синих брюк и такой же куртки; он ввел вымпела различных цветов для кораблей, способствующие укреплению esprit de corps экипажей. Красные помпоны, носимые членами экипажа его флагманского корабля «Буцентавр», постепенно стали непременным атрибутом форменной одежды всего французского флота.
Однако самоуважение немногого стоит без практических, профессиональных навыков. Латуш ввел состязательные артиллерийские учебные стрельбы, в качестве примера начав со своего «Буцентавра» и линейного корабля «Формидабль» младшего флагмана Пьера Дюмануара. Опытная команда «Формидабля» произвела семь залпов за 16 минут против буцентавровских пяти за 15 минут. Оба корабля показали высокие результаты по французским стандартам, сравнимые с британскими, а вскоре Латуш улучшил показания своего собственного экипажа. Морпехи «Буцентавра» триумфовали над соперником по соревнованиям, достигнув скорострельности 30 мушкетных выстрелов за 15 минут каждым стрелком против 20-ти «Формидабля».
Постепенно Латуш приучал экипажи к действиям на море, посылая их ввязываться в мелкие стычки с кораблями британской блокады. Огюст Жискель вспоминал:
«Мы стояли на большом рейде, и два из наших кораблей по очереди несли дежурство у входа, готовые отразить набеги англичан. Как только они приближались, привыкнув делать это безнаказанными, дежурные корабли вытравливали якорные канаты в воду; через восемь минут они были уже на ходу в погоне за неприятелем. Если забияки имели поддержку, другие наши корабли также снимались с якорей. В постоянных маневрах с последующими стычками тренировались и команды, и капитаны. Адмирал, расположившись на вершине мыса Кап-Сепет, господствующей над входом в Тулон, наблюдал за всем происходящим внутри и снаружи гавани, готовя достойных противников Нельсону».
Нельсон, который внимательно наблюдал за этими маневрами, подтверждал, что эскадра Латуша «была полностью укомплектована и, судя по производимым маневрам, неплохо обучена».
Затем, в августе 1804 года, Латуш неожиданно умер. Нельсон, горящий желанием сразиться с ним, чувствовал себя почти обманутым. «Латуш ускользнул от меня», писал он. «Французские газеты сообщают, что он умер в результате перенапряжения, поднимаясь слишком часто на Сепет [Кап-Сепет] для наблюдения за нами», разузнал он позднее. «Я всегда предрекал ему подобную смерть».
В декабре Вильнев занял пост Латуша. Как и большинство людей тулонской эскадры, он был родом из Прованса, и не собирался производить значительных изменений в системе Латуша. Но стиль его командования снижал моральный дух. «Он был заслуженным офицером, знающим и выдающимся в своем роде, но он не был тем человеком, на которого следовало бы взвалить столь тяжелую ношу», писал Жискель. «Неуверенный и замкнутый по натуре, он не мог побороть в глазах флота памятную картину Нильской битвы, где его поведение осталось неоправданным всеми благородными людьми». В битве на Ниле от Нельсона ожидали атаки на авангард под командованием Вильнева, но вместо этого он ударил по арьергарду. Имея противный ветер, неуверенный в том, что лучше всего следовало бы сделать, Вильнев не смог оказать поддержки своему главнокомандующему. Он сумел спасти два линейных корабля и два фрегата от гибели, но некоторые считали, что он показал недостаток не только усердия, но и мужества.
В то время как планы Наполеона о вторжении в Британию представлялись Латушу достойным славы вызовом, и он стремился вселить в людей ощущение возможности этой миссии, Вильнев полагал, что флот ни в малейшей степени не способен претворить в жизнь столь амбициозный план, и так как его сомнения имели под собой достаточные основания, его явный пессимизм передался вскоре и его офицерам. Он попытался выйти в море почти сразу после вступления в командование, но увидев, что мачты, изготовленные в Тулоне, не выдерживают сильных напоров ветра, а моряки с трудом справляются со штормовыми условиями, он написал морскому министру, своему старому другу Дени Декре, просьбу отложить операцию:
«Мое самое горячее желание – чтобы император не решился предать любую эскадру опасностям этих событий, так как если он то сделает, то французский флаг будет серьезно скомпрометирован. В действительности, представляется крайне невероятным наша победа над противником равной силы, скорее, он побьет нас, даже если будет на треть слабее… ни при каких обстоятельствах я не намерен стать посмешищем всей Европы, вовлекаясь в подобное гибельное предприятие».
Насколько он знал, это было проповедью обращенному. Своим назначением в Тулон он был обязан рекомендации Декре и должен был оказывать поддержку его взглядам. Сорокачетырехлетний Дени Декре был старше Вильнева на два года. Он являлся свидетелем успехов и неудач французского флота, включая победу в Чезапикской бухте и поражение в битве при Ниле. Там он посчитал слишком опасным подставить свой фрегат под огонь крупных британских кораблей, оказывая поддержку попавшему в опасное положение флагманскому кораблю своего адмирала, и предпочел остаться в стороне от сражения. Они спаслись бегством вместе с Вильневом и нашли убежище на Мальте. Будучи одаренным администратором, все же Декре не раз доказывал своими поступками, что ему важнее было остаться у власти, чем действовать в интересах флота. В частности, он избегал продвигать людей, могущих представлять какую-либо угрозу для него, и он пассивно отнесся к указанию императора составить список перспективных молодых офицеров.
Оба они – Вильнев и Декре – искренне верили в то, что французскому флоту потребуется много времени, вложенных денег и практической учебы до того, как его можно будет выставить в качестве противника британскому флоту. Они чувствовали, что Латуш нарисовал Наполеону излишне оптимистическую картину шансов флота на успех, и их общая стратегия на 1805 год состояла в том, чтобы убедить императора в правильности их более осторожного подхода. Они намеревались сделать все возможное, чтобы, избегая прямого неповиновения, не допустить флот до решающего сражения и, в особенности, до самоубийственной попытки поддержки вторжения в Британию. Вильнев писал пессимистические письма своему другу для того, чтобы Декре мог их использовать в попытке убедить императора отказаться от необдуманных действий, к которым тот склонялся.

* * *