Первородный грех или четвертьвековой блуд?

Поиск выхода из дурной континуальности должен быть внеидеологическим

update: 11-01-2013 (20:58)

Однородность времени – основной принцип современной теоретической физики. Из него выводится фундаментальный закон сохранения энергии. С этого начинается классический 12-томный курс Л.Ландау-Е.Лифшица. А вот в истории и в массовой социологии время крайне неоднородно. Может поэтому и происходят часто неожиданные взрывы политической энергии, возникающей, казалось бы, из ниоткуда.

Признаком предгрозовой сгущенности российского исторического времени представляется мне громкий успех статьи В. Пастухова «Преданная Революция». Статья блестяще написана, но в ней нет новых фактов или теоретических обобщений, которые не были бы высказаны ранее многими авторами.

В. Пастухов не совсем прав, утверждая что «приватизация негласно стала «священной коровой» российского посткоммунизма. Ей молятся и Кремль, и многие вожди Болотной площади». «Кремль и многие вожди Болотной площади» – это очень влиятельная в политическом и медийном пространствах, но все-таки довольно узкая группа или скорее каста её творцов, бенефициаров и жрецов.

Зато “Преданная Революция” удачно выстрелила в момент, когда:

а) массовое сознание созрело до понимания того, что сложившаяся в России криминальная экономическая система несовместима ни со здравым смыслом, ни с элементарным нравственным чувством, ни с выживанием российского социума;

б) жрецы системы, обеспокоенные за свое будущее, готовятся продлить её функционирование, сменив свои пропагандистские бренды (включая первое лицо), мифологемы и ритуальные практики. Во многом повторив тем самым операцию «Наследник-1999», но легитимизировав её, на этот раз, не «маленькой победоносной войной», а «маленькой победоносной улицей» (которую призвано обозначать лоялистское крыло оппозиции);

в) задачей национального спасения становится не просто замена первого лица, а ликвидация политической и экономической власти ныне правящей  клептократии. Её неизбежное ослабление на вынужденной переправе открывает историческое окно возможности для мирной антикриминальной революции.

Срезонировав с этим набором общественных ожиданий, «Преданная Революция» спровоцировала широкую дискуссию. Позволю себе принять в ней участие, тем более, что речь в ней идет не только о том, как мы пришли к сегодняшней катастрофе, но и о том, можем ли мы её преодолеть и какими средствами. В связи с этим у меня есть серьезная оговорка относительно центральной метафоры автора – приватизация как первородный грех. Мой взгляд на генезис нашей экономической системы, который я неоднократно высказывал, несколько иной, что имеет непосредственное отношение к пониманию сегодняшнего состояния и к поиску путей выхода из него.

Концепция «первородного греха» отдает дань той традиции, в которой роль команды Гайдара-Чубайса в создании постсоветской экономической формации в значительной степени преувеличивается как их беспощадными критиками так и их восторженными почитателями.

Гораздо реалистичней оценивал ее сам Анатолий Чубайс в своем очень интересном интервью об истории российских реформ:

«В чем главная претензия российского народа к приватизации? Она описывается одним словом: несправедливая . Абсолютно правильная претензия. Наша приватизация была совсем не справедливая… Мы отдали собственность тем, кто был к ней ближе. Бандиты, секретари обкомов, директора заводов. Они ее и получили. Именно это предотвратило кровь. Потому что если мы попытались бы не отдать им эту собственность, то они бы ее все равно взяли. Только они бы ее взяли вообще без каких-либо легитимных процедур.»

Я заменил бы здесь только слова «они бы ее взяли…» на «они уже ее взяли…». Первые миллиардные состояния членов ЦК КПСС начали формироваться уже в 1989-м, когда явилось на свет наше национальное достояние концерн «Газпром» и почти никому в СССР еще не были известны имена Гайдара и Чубайса. Вся перестройка была масштабной спецоперацией номенклатуры по конвертации ее абсолютной коллективной политической власти в огромную индивидуальную экономическую власть ее наиболее выдающихся представителей. Младореформаторам действительно оставалось на первом этапе только легитимизировать в основном уже сложившееся распределение собственности.

Но термин «номенклатурная приватизация», впервые возникший еще при анализе центральноевропейских реалий (Польша, Чехия) конца 80-х годов, далеко не отражает всей сути происходивших в России явлений. Номенклатурная приватизация в Польше или (в меньшей степени) в Чехии заключалась в том, что бывшие партийные чиновники становились, как правило, владельцами той собственности, которую они так или иначе курировали, т.е. совершалась «несправедливость» в начальной точке траектории.

Несправедливость весьма условная, так как, во-первых, справедливость вообще довольно размытая категория, а во-вторых, грамотно выстроенная конкурентная рыночная среда обеспечивала структурную устойчивость процесса, то есть его инвариантность по отношению к начальным условиям. Каково бы ни было первоначальное распределение, эффективно функционирующие новые собственники умножали свое «неправедное» достояние, а бездарные теряли его. В обоих случаях это работало на эффективность экономики в целом, что и привело к относительному успеху экономической реформы в Центральной Европе.

Возможно, на тот же результат первоначально рассчитывали и реформаторы в России, но у нас произошло нечто существенно иное. «Несправедливость» не ограничилась начальной точкой процесса, а континуально воспроизводилась и продолжает воспроизводиться и экспоненциально возрастать уже два десятилетия вдоль всей траектории развития. Второму эшелону слегка обновленной молодыми реформаторами номенклатуры захотелось продолжения банкета. В результате возникла формация-мутант – ни социализм, ни капитализм, а неведома зверушка, описание которой в традиционных научных терминах затруднительно и требует каких-то новых языковых средств.

Абрамовичи, фридманы, дерипаски, потанины, прохоровы, тимченки, чемезовы, ротенберги, ковальчуки никакие не капиталисты в классическом смысле этого слова и никогда ими не были. По своей ролевой макроэкономической функции, по характеру своей деятельности они назначенные высшим руководством страны государственные чиновники, контролирующие бюджетные потоки и перераспределяющие сырьевую ренту. Эти фактические чиновники и виртуальные бизнесмены получили возможность совершенно легально отчуждать в возглавляемые ими и, как правило, хранящиеся за рубежом общаки огромную долю национального богатства. В то же время они освобождены от ответственности частного собственника. Их «компании» никогда не разорятся, не обанкротятся, как бы высок ни был уровень личного потребления их владельцев и бенефициаров и как бы низок ни был уровень эффективности их управления. Через приватизированное ими государство они поддерживаются государственным бюджетом либо гарантированными государством зарубежными кредитами. Так они продолжают приватизировать страну вновь и вновь.
( Read more... )

Последней точкой невозврата была знаменитая встреча Путина с олигархами весной 2003 года. На ней Михаил Ходорковский, прошедший к тому времени путь от олигархического Савла к модернизационному Павлу, открыто призвал Путина изменить губительные для судьбы страны действующие правила игры:

Я предпочитаю играть по новым правилам открытого, конкурентного, законопослушного, независимого от бюрократии бизнеса. Многие мои коллеги готовы последовать моему примеру. Только так мы сможем вывести экономику из сложившейся при нашем с Вами участии системы бандитского капитализма, обрекающей страну на застой и маргинализацию. Но мы одни не можем разорвать эту порочную связь денег и власти. К этой болезненной операции должны быть готовы и сама власть, и ее бюрократия. И в этом Ваша историческая ответственность, господин президент.

Путина, уже крепко подсевшего со своей бригадой на континуальную приватизацию, демарш Ходорковского привел в такое бешенство, что он до сих пор не может успокоиться и несет какую-то параноидальную чушь про мОзги, разбрызганные по стенам. И это уже не лечится.
( Read more... )
а) как остановить непрерывное четвертьвековое разграбление страны (перерезать номенклатурную кишку, соединяющую власть и бизнес одних и тех же людей) и

б) что делать с уже награбленным.

Ключевое значение имеет первый вопрос, и он в определенной степени решается в переходный период средствами политического и правового переустройства, т.е. восстановлением права и самого государства в их истинном смысле. Второй вопрос менее важен чисто экономически, носит скорее нравственный и психологический характер, но, безусловно, он будет волновать массовое сознание гораздо больше.

Представляется, что решение его будет во многом зависеть от личностного поведения самих бенефициариев последнего двадцатилетия сегодня и в самое ближайшее время.

Сохранение ими значительной части приобретенного и перспективы легально играть по правилам конкурентной рыночной экономики в обмен на их активное и эффективное содействие капитуляции преступного режима (частью которого они являлись) стало бы наиболее прагматичным сценарием Русской мирной антикриминальной революции. Эта опция пока еще для них cохраняется.

Андрей Пионтковский