Как давили на профессора Сергея Гуриева и почему он предпочел эмиграцию
Политическая эмиграция — явление для современной России не новое. Но если раньше на Запад уезжали опальные олигархи, скрывающиеся от тюрьмы оппозиционеры или просто случайные жертвы репрессивной машины, то сегодня ситуация изменилась: за границу потянулась интеллектуальная элита, до последней минуты лояльная Кремлю. Именно об этом в первую очередь говорит бегство во Францию Сергея Гуриева. Занятно, что сама власть по данному поводу совсем не огорчается: «Хочет уходить — уходит, хочет уезжать — уезжает, хочет вернуться — возвращается», — прокомментировал отъезд всемирно известного экономиста пресс-секретарь президента Дмитрий Песков. Почему уехал Гуриев и с чего бы напускное спокойствие тех, кто сейчас рулит Россией, — об этом в главной теме номера.
Сергей Гуриев перед выступлением на конференции, 2012 г.
Выбор
 |
23 января 2013 г. Премьер Дмитрий Медведев, председатель правления Сбербанка России Герман Греф и ректор Росссийской экономической школы Сергей Гуриев (слева направо) на пленарной сессии Всемирного экономического форума «Сценарии развития Российской Федерации»
| Билет в один конец он забронировал 29 апреля в 9.50 вечера: Air France, Москва — Париж. На следующий день побросал в рюкзак оставшуюся в доме электронику — лэптоп, бэкапы, диски, флешки (ни одежды, ничего другого брать не стал), доехал до Белорусского, сел на «Аэроэкспресс» до Шереметьева. Послал жене Кате эсэмэску: «Когда ты приедешь, меня, скорее всего, дома не будет». — «А где ты будешь?» — не поняв его конспирации, переспросила она. Писать, что в Париже, он не стал — телефон давно уже отслеживали, а паспортный контроль на границе и все удовольствия, связанные с «оперативным сопровождением» (так в последнем разговоре выразился следователь Туманов), ему еще только предстояло пройти. Потому ответил туманно — что-то вроде «ну там, где ты меня хотела бы видеть».
Катин самолет приземлился в Шереметьево в 15.30. На паспортном контроле неожиданно вышла заминка: паспорт профессора Российской экономической школы и Парижской школы экономики и одного из самых цитируемых российских ученых Екатерины Журавской пограничники долго копировали — от первой страницы до последней, потом куда-то унесли, куда-то звонили, с кем-то советовались. Катя подумала: «Вот будет смешно, если меня не впустят домой». Летела она в Москву надолго, все майские праздники уже были расписаны: с кем встретиться, кто приглашен к ним домой обедать, к кому они с Сергеем идут; 6 мая собирались быть на Болотной. Она еще не знала, что планы изменились, и изменились кардинально: так, что вся прежняя жизнь пойдет кувырком. «Проходите»,— сказала ей дама-пограничник. И она вздохнула с облегчением. Сергей — тогда еще ректор Российской экономической школы, член «золотой сотни» — кадрового резерва Кремля и «молодой лидер будущего», по версии мирового экономического форума в Давосе, — профессор-институционалист Сергей Гуриев ждал жену в баре рядом с платформой «Аэроэкспресса». Там, в баре, он и рассказал Кате про события последних дней: про то, что выемку электронной почты с его рабочего компьютера делали на протяжении трех дней — в четверг, пятницу и субботу (25—27 апреля), что следователь Туманов на последнем допросе там же, в офисе РЭШ, 25 апреля, поинтересовался, не собирается ли Гуриев на ПМЖ, что знакомые, в том числе с разными значимыми приставками к фамилиям (назвать их корреспонденту The New Times Гуриев отказался) и инсайдом, накануне сказали ему: «Пожалуй, тебе лучше сейчас уехать». Что будет дальше — никто предсказать не мог. Обыск дома? Подписка о невыезде — о, это было бы, притом что жена и дети большую часть времени — за границей, вполне иезуитским решением. Арест? Короче, он принял решение. В 19.45 30 апреля Сергей Гуриев уже сидел в самолете: он летел в страну, где у него не было ни долгосрочной визы, ни работы; в страну, языка которой он не знал и где его не слишком знали (оценка самого Гуриева) и уж точно бы не пригласили в наблюдательный совет крупнейшего национального банка с компенсацией в $120 тыс. в год. В Москве он оставлял все: дело — он был ректором РЭШ почти десять лет, и именно благодаря ему, по оценке специалистов, она стала мировым брендом, вошла в 100 лучших экономических школ мира; статус; весьма приличный даже по мировым меркам доход. В Париже? Катя, дети и свобода, с гарантией, что ее никто завтра не придет и не отберет. Но слово «эмиграция» пока еще плохо укладывалось в его голове. ( Read more... )«Я пожаловался следователю, что считаю изъятие у меня почты незаконным, — рассказывает Гуриев.— На что тот ответил: «С академиком Сахаровым похуже поступили». И спросил меня, не собираюсь ли я куда-то перебраться на постоянное место жительства? Я сказал, что если со мной будут поступать так, как с академиком Сахаровым, а поступили с ним, сказал я, плохо, то я, конечно, уеду». Единственное, чем отличается протокол, подписанный судьей Басманного районного суда Скуридиной (вверху), и протокол, подписанный следователем Тумановым (справа) — это их названия и постановляющая часть в конце. В остальном они совершенно идентичны Альтернатива О том, что Гуриев покинул страну, в Москве знало считанное количество людей — он не хотел окончательно захлопывать за собой дверь. 11 мая из Москвы пришел слух: Гуриев попал под раздачу, потому что проводится спецоперация против всех друзей Навального. 14 мая он начал поиски работы. Нашел довольно быстро: место приглашенного профессора в парижском университете социальных наук Science Po — контракт на год, читать два курса: микроэкономику и политэкономику. И продолжал ждать — ждать из Москвы гарантий, что преследования его по совершенно незаконным, как считают он и целый ряд опрошенных The New Times юристов, основаниям будет прекращено. И к главе государства вновь потянулись ходоки: по информации The New Times, в третью неделю мая c Путиным разговаривали глава Сбербанка Герман Греф и вице-премьер Аркадий Дворкович (пресс-секретарь вице-премьера и пресс-служба Сбербанка от комментариев отказались), еще раньше — бывший министр финансов Алексей Кудрин. «В конце концов подключился и Дмитрий Медведев», — сказал The New Times вовлеченный в ситуацию источник. Путин вроде бы повторил, что Гуриеву ничего не угрожает, он может спокойно вернуться, но вмешиваться в дела Следственного комитета глава государства не будет. Реакция собеседников на эту информацию была диаметрально противоположной. Одни говорили: «Отбили», Гуриев спокойно может вернуться. Риски? «Ну да, будут тягать на допросы — ничего, походит». Другие добавляли: «Знал где живет, должен был понимать, что коли защищаешь Навального, то должен адекватно оценивать последствия». Третьи шли еще дальше: «В конце концов, если бы появилась подписка о невыезде или даже угроза ареста, то тогда мог бы уехать через Белоруссию или Украину». Четвертые считали, что Гуриев прав и никаким словам Путина верить нельзя. Мудрые и много повидавшие адвокаты объясняли: «Все эти разговоры даже с президентом следственную машину остановить не могут. Машина имеет огромную инерцию, и, запустившись, она уже остановиться не может. Остановить дело можно, только пока не попал в жернова». Сам Сергей Гуриев на все это отвечает просто: «Я ни в чем не виноват, я никакого закона не нарушил. И тратить жизнь на допросы и выемки не хочу, думать, что я могу сказать, а что опасно — не хочу. Я выбрал свободу». 28 мая факт эмиграции Сергея Гуриева стал общеизвестным. 30 мая совет директоров РЭШ удовлетворил его прошение об отставке с поста ректора Российской экономической школы — им стал пожизненный профессор РЭШ, профессор-экономист Станислав Анатольев. Член совета директоров и один из главных спонсоров РЭШ Петр Авен сказал The New Times, что надеется, что «РЭШ как уникальное образовательное учреждение, несмотря на всю эту историю, выживет». 31 мая состоялись годовое собрание акционеров Сбербанка России и выборы в его наблюдательный совет: несмотря на то что Гуриев официально отказался баллотироваться на пост независимого директора банка, за него было подано 22 млрд 734 млн голосов — больше, чем за всех остальных — и на два с лишним миллиарда больше, чем за главу Сбербанка Германа Грефа, который по итогам голосования занял второе место. «Я хочу не только любить своего мужа, но и уважать его: Сергея пытались поставить на колени, он принял решение уехать — я это решение считаю правильным»,— сказала автору жена, Екатерина Журавская. The New Times спросил Сергея Гуриева: «Ровно год назад в интервью журналу на вопрос, можно ли, морально ли взаимодействовать с властью, вы ответили: да, можно, потому что это работа на благо страны, а не на конкретных людей. Как бы вы ответили сейчас, после всего того, что с вами произошло?» — «Ну что вам сказать: Игорь Федюкин попытался, боролся с плагиаторами, делал свою работу, и его выгнали». Одна из самых известных академических работ соавторов Сергея Гуриева, Георгия Егорова и Константина Сонина, посвящена дилемме, которая встает перед авторитарным правителем: выбирать умных и компетентных чиновников и советников или необязательно умных, но лояльных. Ответ был: суверен предпочитает лояльных. Жизнь это в очередной раз подтвердила — теперь на судьбе уже бывшего ректора РЭШ.
Из интервью Сергея Гуриева The New Times, № 17, 21 мая 2012 г.
Вам предлагали войти в правительство?
Нет. Хотя до меня доходило немало слухов: как кандидата в министры образования и науки и министра экономики. И даже министра финансов. Я это не воспринимал всерьез.
А если бы вам предложили войти в правительство, согласились бы?
Думаю, что это такой очень гипотетический вопрос, и он зависит от мандата /.../
А моральной дилеммы здесь не существует? Вы ходили на Болотную и на Сахарова?
Нет, но я был на «Белом кольце» и на Чистых прудах. На Поклонную (где собирались сторонники Владимира Путина. — The New Times) я не ходил, если вы об этом. Задержан полицией тоже не был.
Вопрос в другом: много людей, в том числе, думаю, из вашего окружения, полагают, что иметь дело с нынешней властью нельзя — в силу ее аморальности и нелегитимности. Для вас это не аргумент?
Отвечу на ваш очень правильный вопрос вопросом. Когда вы платите налоги, вам не кажется, что вы содержите власть, которая вам представляется нелегитимной? /.../ Я думаю, что я просто ставлю перед собой другую планку ответственности. Я, как человек, получивший хорошее образование, обязан обществу гораздо большим, чем деньгами, — своими знаниями и временем. Если бы я был министром, я не считал бы, что работаю на власть — я бы работал на граждан Российской Федерации. Будучи членом Открытого правительства, я не считаю, что работаю на конкретного политика, — я хочу помочь своей стране.
И вы не считаете неприличным работать с нелегитимной властью?
Я свободный человек, я не чувствую себя подчиненным кому-либо. Если бы я был министром, думаю, что должен был бы принять какие-то правила. И думаю, что от того, как эти правила устроены, зависело бы, хотел бы я стать министром или нет /.../
Вы публично объявили в СМИ, что перевели 10 тыс. рублей в «Фонд по борьбе с коррупцией» Алексея Навального.
Я написал в блоге на Слон.ру, что для меня самоценен сам принцип открытого и прозрачного фандрейзинга — вне зависимости от того, как я отношусь к Навальному как к политику /.../ Я считаю важным, чтобы в России у граждан сформировалась привычка своими личными деньгами поддерживать независимых политиков. Если у меня попросят деньги оппоненты или конкуренты Навального, я готов открыто дать денег и им.
Вы не боитесь, что, как в старые недобрые советские времена, у вас возникнут проблемы или у Российской экономической школы, ректором которой вы являетесь?
(Смеется.) Нет, конечно… Я думаю, что, во-первых, проблем не будет. А во-вторых, если у меня будут какие-то последствия, то, конечно, те или тот, кто будет организовывать эти репрессии, используя известное английское выражение, — «выстрелит себе же в ногу». Я думаю, что для многих людей возможность говорить то, что они думают, в любом месте, в любой аудитории — это очень важная часть того, чем Советский Союз отличается от современной России. И в РЭШ возможность независимо мыслить и говорить то, что ты думаешь, — это важнейший принцип образования.
http://newtimes.ru/articles/detail/67284
|
