Еще небольшая Деррида: объяснение фокусов и расстановка фикусов
Надо сказать, что я несколько опешил от числа людей, которые не поняли смысла моих претензий к французским "философам", и хочу послать вдогонку небольшое разъяснение - для тех, кому оно нужно; а кое-кто и просил, но в коментах, которых случился целый потоп, сделать это было трудно, да и затерялось бы.
Прежде всего, я хочу развеять любые сомнения по поводу собственных полномочий: я точно не философ, а Деррида (склонять лень) резко критиковали ведущие философы нашего времени, такие как John Searle и W. V. Quine (также нефилософ Noam Chomsky), хотя я понимаю, что люди, считающие самого Деррида философом, этих имен зачастую просто не знают. Их критика довольно сложна, хотя темнота, присущая Деррида, там и не ночевала. Поэтому попытаюсь представить свою, самую простую, и пусть меня не сильно пинают философы (настоящие, то есть аналитики), а дополнят или поправят.
Как и все прочие постструктуралисты, Деррида отрицает реальность, познаваемость и вообще релевантность "объективного" мира. Такая философская позиция вполне легитимна, она именуется скептицизмом. В европейскую философскую традицию она проникла довольно поздно, когда были обнаружены и опубликованы труды Секста Эмпирика. Секст был в своих взглядах полностью последователен и в конечном счете пришел к выводу, что тотальный скептик вообще не имеет права на мнения, поскольку их нечем подтвердить или опровергнуть в отсутствие критерия истины. А вот постструктуралистов это, по-видимому, не смущает, хотя их мнения, в их же терминах, так же бессмысленны и бездоказательны, как и любые другие - мои, например.
Тут, на самом деле, разговор можно бы и закончить, потому что дальше он смысла не имеет. Но меня, как и многих других противников постструктурализма, раздражает не столько грубая логическая ошибка, лежащая в его основе, сколько полный релятивизм, вытекающий из ниспровержения любых критериев истины - кроме авторитета автора доктрины, разумеется. Все человеческие ценности становятся временными, относительными и контекстуальными. Термин "все" здесь следует понимать как "все до единой".
Это, относится, конечно, и к нравственным ценностями, но они обладают инерцией, подкрепленной массовыми "предрассудками" общества и авторитетом закона. А вот в литературе и искусстве можно побить посуду безнаказанно, поскольку это отрасли элитарные, и полиция здесь не вступится. Мира не существует - существует только текст, отдельные куски которого не имеют внутреннего твердого значения, а только смыслы, влагаемые тем или иным контекстом. Величие Толстого или Шекспира в этих терминах - простая условность, от которой легко избавиться путем контекстуального анализа, "деконструкции". В этом тигле нет ценностной разницы между "Анной Карениной" и, к примеру, пачкой "Мальборо", существуют только их контекстуальные значения. А поскольку на практике "деконструкция" - это вольная невразумительная болтовня, заниматься ей может кто угодно и по какому угодно поводу.
Если вернуться к Сексту, то возможно все оно так и есть, только из числа объектов деконструкции не следует исключать и доктрину "мастера", такую же контекстуальную пустышку, как и все остальное. А если обратиться к Бодрийару, то и сам он, конечно, симулякр.
Аналитическая философия, к которой принадлежат упомянутые в начале философы, постулирует существование объективного мира (см. первую главу "Трактата" Витгенштейна), поскольку любое другое допущение заводит в логический тупик, ловушку Секста Эмпирика. Можно, конечно, отбросить логику в качестве необходимого инструмента познания, объявив и ее симулякром. Но тогда любое суждение будет в одинаковой степени верным или неверным, эти атрибуты утратят смысл. Или можно объявить верными суждения учителя и одобренных им последователей. С этой ситуацией сталкивался практически любой из нас, и еще столкнется.