| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
Тень престола "...Крупный писатель - почти всегда государственник", пишет Дмитрий Быков в этой вот статье о Михаиле Булгакове, которую я нахожу весьма проницательной и остроумной, но обсуждать сейчас не буду, а остановлюсь вкратце именно на этом тезисе. Порывшись в себе, на нахожу никакой любви ни к одному государству, тем более к тому, о котором имплицитно идет речь, в любом из его исторических воплощений. Стало быть, я не обязательно крупный писатель, но порассуждать все же хочется. Замечание, на самом деле, не фривольное, вот только термин "государственник" - современный и русский, привязанный к моменту и наполненный некоторым содержанием, которое не вполне универсально. На самом деле уже давно сделано наблюдение, и сейчас даже не помню кем, поскольку стало расхожим, что периоды максимального расцвета искусств, в том числе литературы, совпадают с периодами так называемой "просвещенной монархии" и связаны с некими двусторонними отношениями художников с этой монархией. Имена таких монархов хрестоматийны: не выходя за пределы Европы можно вспомнить Августа, Елизавету I в Англии, Людовика XIV, Фридриха Великого, а в России - Екатерину II и Николая I. Имя Николая в этом списке может вызвать известные сомнения - перефразируя де Местра, можно сказать, что каждый народ имеет таких просвещенных монархов, каких заслуживает, де Местр ведь и выдал свой афоризм по поводу России. С именем Августа прежде всего связано имя Вергилия, которому он поручил написать панегирик, хотя "Энеида" вышла в большей степени превознесением миссии и величия Рима, чем монарха. У Вергилия как раз есть куда более "адресные" стихи, связанные с Августом, в частности среди эклог, но и там, и во всем его творчестве заметны реальные мотивы уважения к престолу и, фактически, благодарности, за вывод страны из периода кровопролитной анархии и восстановление ее мощи. "Государственность" как таковую у римских поэтов вообще искать бессмысленно, патриотизм им был очень свойствен, хотя, скажем, Катуллу, пораженному александрийским вирусом, в меньшей степени. Налицо, однако, факт, что такого расцвета литературы, как в эпоху Августа, Рим уже никогда больше не увидел. Шекспир, которого естественно упомянуть рядом с Елизаветой, вообще деконструкции не поддается. Он, конечно, написал, может быть, самые блистательные строки, когда-либо посвященные Англии, в монологе Джона Ганта из "Ричарда II" (This royal throne of kings, this sceptred isle), но приписывать их лично автору нет оснований - они вложены, так сказать, в уста "полевого командира", у которого в этом деле свои интересы. Весь цикл его хроник, не слишком хорошо известный в России - небывалая дань истории своей страны. Но Шекспир, помимо прочего, знаменит феноменальным "авторским отсутствием" в своих произведениях, что дает пользу множеству гаданий на кофейной гуще - в частности, в последнее время распространилась теория о его "криптокатолицизме", что ставит "государственность" и лояльность под сомнение. О Шекспире, как о Боге "молчащей вселенной", ничего нельзя сказать, кроме того, что он автор своих произведений. Короли и герцоги были для него в первую очередь персонажами, вызывающими повышенный интерес, поскольку располагающими дополнительным ресурсом по сравнению с рядовыми прохожими. Считать ли его певцом Шотландии за "Макбета"? Или вообще Дании? Шекспира нельзя сравнить ни с кем больше в литературе, с его помощью ничего не докажешь и не опровергнешь. Это не отменяет очевидного факта, что расцвет английской литературы при Елизавете практически не имеет параллелей во всей европейской истории. Людовика с Фридрихом я, пожалуй, пропущу - первый для меня лично связан скорее с расцветом музыки, блистательного периода французского барокко, а у второго творческая команда была большей частью собрана из иностранных футболистов. То же самое можно сказать о Екатерине, правление которой приходится на эпоху, когда искусства в России только начинали по-настоящему расцветать, и самый просвещенный монарх не заставит дерево расти быстрее. А вот Николай весьма интересен - в первую очередь, конечно, своими отношениями с Пушкиным. Какова позиция Пушкина по отношению к государству - вернее, к империи, другого государства тогда не было, и фантазеры на Сенатской площади ни в какое реальное будущее не заглядывали. У молодого Пушкина есть стихотворение "Вольность", плохое и штампованное, где он скрежещет зубами в адрес "самовластительного злодея", в котором поди угадай Александра - правителя, конечно, неоднозначного, но вряд ли заслужившего напастей, какими грозит ему поэт. А вот "Клеветникам славян" - это уже голос зрелого поэта, и говорит он от себя. Пафос этого стихотворения не вызывает сомнения, хотя здесь не архаический патриотизм, как у Вергилия, а романтический национализм немецкого образца, охвативший к той поре весь мир, а в сегодняшней России вспыхнувший вновь с полуторавековым опозданием на манер возвратного тифа. "Герой" - это уже пеан лично императору, скорее повод к размышлению о персональных отношениях, чем о государстве. Я не вижу в этом аспекте пушкинского творчества подтверждения какой-либо тенденции, если не привлекать Теннисона или Киплинга, скорее это нечто внутрироссийское. Но в этом смысле отношения действительно приобрели статус парадигмы, и в каком-то смысле отношения Сталина с Булгаковым (с Пастернаком, с Мандельштамом - нужное вписать) - карикатура на эту парадигму. Сталина, в принципе, можно сравнивать и с Августом, сравнивать вообще можно все со всем, вот только Вергилия он нам не оставил. А если вернуться к тому, насколько органичен "государственник" в крупном писателе, я бы сказал, что эмпирические свидетельства просвещенных монархий - это весь материал, из которого мы вправе делать выводы. Да и выводы жидковаты, потому что из Вергилия и Шекспира общей каши не сваришь. Вполне вероятно, что сам факт стабильности и благосклонности (даже благосклонной нейтральности) монарха дает художнику возможность вознестись над сиюминутными проблемами (достояние богемы, фронды, артистической кильки) и поднять глаза на менее насущные и более вечные. Художник тем крупнее, чем у него взгляд шире. Все это, конечно, нацарапано крайне коряво, мыслей здесь особых нет, скорее беглый конспект. Но будет любопытно сюда вернуться. Сам Быков подкрепляет свой тезис именами Достоевского и Толстого, и если по поводу Достоевского я с ним, с оговорками, соглашусь, по поводу Толстого - никак. Вполне возможно, что где-то в другом месте он аргументирует эти утверждения подробнее. В любом случае, это не развернутое возражение, и лишь попытка разделаться с собственными недоношенными идеями. UPD: Нет, все-таки под конец возражу Быкову прямо, то есть уберу скобки со своих оговорок по поводу Достоевского. На мой взгляд, было два писателя по фамилии Достоевский: нудный и тривиальный консервативный публицист, автор "Дневника писателя" и "Пушкинской речи", который мне совершенно неинтересен, и великий писатель, автор "Братьев" и "Бесов". Второго вопросы "государственничества" занимали лишь постольку-поскольку. Достоевский интересен тем, что он в каком-то смысле полный антипод Шекспиру, у него любой персонаж говорит авторским голосом, и если один скажет что-нибудь фундаментальное, другой всегда что-нибудь возразит. И самые убедительные персонажи у этого второго Достоевского - атеисты, либо игнорирующие государство, как проблему за пределами нравственности, либо прямо ему враждебные: Свидригайлов, Ставрогин, Иван Карамазов. |
|||||||||||||
![]() |
![]() |