Во-первых, под ЛЯ я совершенно не имел в виду язык, на котором якобы пишется художественная литература. По той простой причине, что его не существует. Художественная литература пишется, вполне очевидно, на русском, английском, испанском, чеченском, чукотском и тому подобных реальных языках, с некоторыми характерными особенностями, поскольку это язык обычно письменный, а не устный - но и только.
"Литературный язык", вопреки кажущейся очевидности - термин чисто русский, непереводимый, скажем, на английский язык, в котором соответствующее понятие отсутствует. Понятие это, судя по всему, формировалось с начала XX века и окончательно сложилось в годы советской власти при ее прямом участии. Если определить очень коротко, это якобы правильный, культурный, деликатный язык, на котором говорят и пишут культурные и образованные люди в отличие от колхозников, быдла, некультурных, в т. ч. хулиганов, матерщинников и прочего отребья.
Здесь есть один важный пункт, в котором споткнулись некоторые из респондентов. ЛЯ вовсе не следует путать с одним из языковых стилей, которые существуют в любом цивилизованном языке. Цивилизованный человек обычно понимает, каким стилем надлежит пользоваться в бане, а каким - в присутственном месте, а если спутает, то быстро извлечет урок. Но это не значит что один из таких стилей лучше, а другой хуже, каждый адекватен, если соответствует ситуации. Литератор вправе пользоваться любым из таких стилей, будь то в авторской речи или в речи персонажей. Из чего видно, что ЛЯ к реальной литературе никакого отношения не имеет. Его настоящая и единственная функция - полицейская.
Тут я на минуту предамся более абстрактным рассуждениям, вспомнив, что у меня все-таки есть ученая степень по филологии - хотя, как показывает сам заданный вопрос, она от бездействия несколько запылилась.
Существуют две разновидности лингвистики: дескриптивная и прескриптивная, то есть описательная и предписательная. Наукой в прямом смысле является только первая, вторая - свод карательных мер, осуществляющих некоторым узурпирующим полномочия органом.
Дескриптивная лингвистика полагает любое слово или речевой оборот, отмеченный в обиходе, реальным и полноправным. Слово может иметь свою стилевую окраску, оно может принадлежать к подгруппе данного языка и не употребляться остальными. Но оно такое же слово как все остальные - не хуже и не лучше, потому что никаких объективных описаний "хужести" и "лучшести" в лингвистике нет. Может только быть адекватность и неадекватность ситуации. "Милостиво повелеть соизволил" в меморандуме начальнику отдела - неадекватно, то есть лингвистически неправильно. "Аццкий сотона" в жж - правильно, адекватно.
У прескриптивной лингвистики подход совершенно иной. Слова разделяются на хорошие и плохие, практически независимо от ситуации. Кроме того, слова бывают вообще неправильные, независимо от давности и широты их употребления. Хороший язык в таком понимании - это и есть "литературный язык".
Прескриптивная лингвистика присутствует практически в любом языке, но различается по степени кровопролитности угрожаемых мер и централизованности надзирающих болванов. Два самых ярких контрастных примера - английский язык и французский. В английском языке никогда не было академий, считающих себя вправе предписывать носителям языка, как им следует говорить. Существуют регулярно переиздаваемые словари - одни поконсервативнее, другие попрогрессивнее. Их составители следят за текущим словоупотреблением и на основании собственных критериев принимают решение, считать ли то или иное слово состоявшимся. Слово, конечно, часто сопровождается стилистической пометой. Существует понятие стандартного английского, но авторитетов по этому поводу несколько, и каждый вправе выбирать, какого придерживаться (это право, конечно, нейтрализуется местом работы: если вы сотрудник New York Times, от вас, естественно, ожидают приверженности установленным там стандартам".
Франция с давних пор ввела в языке полицейские порядки. Академия, правительство и назначенный этим правительством министр культуры уверены, что понимают французский язык лучше народного быдла, и предписывают этому быдлу, какие слова употреблять, а какие нет. Правительство вправе объявить то или иное слово нефранцузским. Подчиненный себе народ оно наказывает за отступление от предписанных норм штрафами или лишением лицензий на вещание.
Такую политику взял за образец целый ряд европейских стран, хотя до французской саблезубости большинству далеко. А вот Россия в этом направлении пошла даже дальше учителей, изобретя несуществующий "литературный язык" и предписав легиону учителей ревностно насаждать его. Апогей этого террора пришелся на период советской власти и правление Виноградова в Институте русского языка. Перестройка и последующие события ликвидировали полицейские органы, но не полицейские инстинкты в ангажированной среде населения. А теперь, судя по всему, можно и органы восстанавливать. Правительствующий лабрадор, если не ошибаюсь, пока должности не имеет, вот ее и можно назначить Генеральным Лингвистом.
В заключение приведу пару примеров прескриптивной лингвистики в действии. Слово "одновременно", как оно обычно употребляется, может иметь ударение либо на третьем слоге, либо, гораздо чаще, на четвертом. В словаре для работников радио и телевидения, который служит уголовным кодексом прескриптивистов, раньше оба варианта приводились как равноправные. Но затем кому-то показалось, что непорядок, и второй вариант, более распространенный, запретили.
Слова мужского рода типа "редактор", "инструктор" и т. п. имеют два типа множественного числа, полицейское на -ы и более разговорное на -а. Ранее все тот же словарь, идя на поводу речевой практики, начал рекомендовать "инспектора". Но затем редакторА спохватились, что потакают хамью, и приказали, чтобы отныне были только "инспекторы". То есть, не как книжники, а как власть имеющие.
Вот такая грустная история.