Акт III

Сцена I

Входят Клавдий, Гертруда, Полоний, Офелия, Розенкранц и Гильденстерн.

Клавдий. Выходит, даже ваш совет совместный
Не выяснил причин его затменья,
И почему покой его досуга
Безумием опасным возмущен.
Розенкранц. Он признает, что не вполне в себе,
Но о мотивах не сказал ни слова.
Гильденстерн. К тому же не приветствует расспросы
И прячется за свой недуг, когда
Мы докопаться пробуем до тайных
Его истоков.
Гертруда. Как он принял вас?
Розанкранц. Со всей возможной вежливостью.
Гильденстерн. Но несколько, пожалуй, принужденной.
Розенкранц. Не учинял расспросов, но на наши
Охотно отвечал.
Гертруда. А вы пытались
Развлечь его?
Розенкранц. Мадам, как раз совпало, что в пути
Мы встретили актеров и ему
Поведали о них. Он оживился,
Узнав об этом. Нынче при дворе
Они стоят, и, кажется, назначен
Спектакль на завтра.
Полоний. Так оно и есть,
Принц просит короля и королеву
Почтить присутствием.
Клавдий. От всей души, и мы премного рады,
Что он развеется.
Мы вас попросим этот интерес
В нем поощрить, друзья, к его же пользе.
Розенкранц. Так и поступим.

Розенкранц и Гильденстерн уходят.

Клавдий. Ты, Гертруда, нас
Оставь, мы тайно Гамлета призвали
С тем, чтобы он как бы случайно в зале
Застал Офелию.
Мы здесь укроемся с ее отцом,
Два соглядатая, незримы зря,
Чтоб веское себе составить мненье
И по его повадкам заключить,
В любви ли весь мотив его недуга,
Терзающего разум.
Гертруда. Повинуюсь.
По мне, Офелия, уж лучше так,
Чтоб лишь краса твоя была в основе
Его неистовств, с тем, чтоб добродетель
Твоя ему лекарством послужила
К взаимной пользе.
Офелия. Если бы, мадам.

Гертруда уходит.

Полоний. Сюда, Офелия. (Клавдию) Мой государь,
Мы прячемся. (Офелии) Молитвенник возьми,
Пусть служит оправданьем твоему
Уединенью. Вечная уловка –
Фальшивым благочестием лица
И ханжеством поступков прикрывать
Все козни ада.
Клавдий (в сторону). Истинная правда –
Как розог свист по совести моей!
Раскрашенные щеки потаскухи
Не так претят самим ее румянам,
Как пестрой лжи моей мои дела.
О, бремя тяжкое!
Полоний. Его шаги! Скорее, государь!

Клавдий и Полоний прячутся.
Входит Гамлет.

Гамлет. Так быть – или не быть? Вот в чем вопрос:
Достойней ли в душе служить мишенью
Пращам и стрелам яростной судьбы
Или противостать морям тревог
И пасть, противостав? Скончаться, спать
Спокойным сном, и увенчать кончиной
Тоску и тысячу природных язв,
Которым плоть наследник – вот о чем
Мы только грезим! Умереть, уснуть,
Быть может, видеть сны – но здесь загвоздка,
Какие смертному посмертно сны
Приснятся вне телесной оболочки?
Мы в панике, подобный оборот
Чреват крушением всей долгой жизни.
Кто снес бы времени позор и розги,
Гнет подлости, презренье гордеца,
Отвергнутую страсть, лень правосудья,
Чиновный раж, всю череду обид,
Отмеренных достойным от ничтожеств,
Коль выход – в обнаженном острие
Кинжала? Кто бы кротко нес поклажу
Усталой жизни, корчась и кряхтя,
Когда бы страх посмертного безвестья,
Неведомой страны, из чьих пределов
Возврата нет, не убивал бы волю,
Не звал терпеть знакомую беду,
А не спешить навстречу неизвестным?
Так нас рассудок превращает в трусов,
Так всей решимости врожденный пыл
В нас затмевает слабость умозренья,
И дерзость всех поступков, как в потоке
Теченье, разбивается на струи,
Теряя имя действия. – О нимфа,
Офелия, сочти в своих молитвах
Все прегрешения мои!

(Окончание следует.)