Записки Бакенщика

критическое
В ЗАЩИТУ УНИВЕРСАЛИЗМА
или
ПРОТИВ «РАЗУМНОЙ ОБЕЗЬЯНЫ»

Читаю статьи Дмитрия Крылова по поводу автономной и гетерономной этики (1, 2, 3). Статьи интересные, автор раскрывается с новой стороны (я-то его больше помню по коротким заметкам с примерами из американской жизни), и в целом толковые кирпичики в стену близкой ему идеологии кладёт. А вот я такой – не согласен…
Автор видит причину многих (если не всех) бед русских в том, что они следуют гетерономной (предписывающей относиться к чужакам нравственно, «по-людски»), а не автономной этике (указывающей, что нравственно нужно относиться только к своим соплеменникам, а в чужаках видеть пищу, недочеловеков, объект для эксплуатации, впрочем, эксплуатации умной, если надо – осторожной).

Возражения на сей счёт у меня разные, не особо структурированные, как рационального так и эмоционального плана.

Первое. Автор уравнивает, причём, как-то мимоходом, походя, гетерономную и универсалисткую этики, что, по крайней мере, не совсем корректно. Цитирую:

Гетерономный этнос - тот, который оценивает всех людей по степени родства к этому этносу, а все явления - по степени выгодности для целей этого этноса. Чем выше родство и чем выгоднее явление - тем более отрицательную оценку они получают. Опять же, оценки эти не обязательно объективны и верны - важен принцип родства и выгоды.

И где здесь, простите, можно отыскать формулировку универсализма? Почему в следующей статье «гетерономность» (по Дм. Крылову) уравнивается с универсализмом?

Русские не первый из народов, принявших универсалистскую мораль. Таких народов-терпил было предостаточно в истории, и все они кончали одним и тем же — порабощением, а затем истреблением.
(кстати, примеров бы, для убедительности)

Универсализм уживается с делением на «своих» и «чужих», и уж тем более не приписывает ставить «чужих» выше, он просто по-особому регламентирует и ограничивает проявления этого разделения, заботясь о том, что бы «свои» не оскотинились. Те проявления беспомощности русских, которые мы видим, есть не следствие укоренённости универсалистской (читай "христианской") этики, а следствие разрушения советской парадигмы. Обычный русский, знавший все 70 лет СовВласти из грузин только Кикабидзе, а из чеченцев только Эсембаева, но при этом уверенный что они «так же, как все советские люди хотят мирно и честно трудиться на своей земле» просто не может до конца смириться с существованием «тотально-других» и подсознательно ищет того «простого труженика», с кем он ещё не давно составлял виртуально единый народ. Для нашего русского предка-христианина бытиё таковых «других» особой нравственной проблемы не представляло, он, конечно, не резал бы их на шашлык («душу бы свою не загубить»), но и вряд ли стал бы брататься («нехристь – он и есть нехристь»).
Т.е. мы имеем дело с проявлениями не христианской, а советской этики (кстати, довольно редкими), бессознательной попыткой отыскать в инородце хорошего человека из репортажей о чабанах-ударниках. Причём, попыткой, часто мотивированной прежним, советских времён, положительным опытом (представляете, в процентном отношении, может и небольшой, но таковой опыт имелся).

Второе. Зачем вообще видеть в качестве источника «слишком нравственного» отношения русских к «захватчикам» преимущественно универсалисткий этос? Не правильнее ли вывести его из традиционной этно-социальной структуры. Русское общество веками существовало как де-факто мононациональное (опыт межэтнического общения преимущественно был уделом казаков и солдат) и сословное. «Высшие» и «нисшие» в таком обществе ощущают себя не «старшими» и «младшими» членами одной семьи, а людьми в разных «чинах». Естественно, что психологические и социальные барьеры между стратами в этом случае очень велики, а их неформальная солидаризация затруднена, формальной же, в которой есть «фронт», есть «тыл» и «всяк солдат знает свой манёвр» не происходит, ибо запустить её механизм может только государство.
Причём, что забавно: человек мононационального сословного общества, при первой встрече с чужаком, не просто склонен в первую очередь видеть в нем «такого же человека как все», а ещё и выделять в нём черты свойственные известным социальным группам. Отсюда (отчасти, только отчасти) неизменная симпатия интеллигентов к «вежливым и культурным» европейцам и остаточная готовность нашенских «братков» видеть в кавказских бандитах «реальных пацанов».

Третье. Ещё пару слов о мононациональности. Я не знаю как другие, а в моём классе в 80-х годах в Подмосковье весь типа «советский интернационал» был представлен одним мальчиком с еврейской внешностью (в общении мало отличимым от остальных) и одной девочкой с раскосыми глазами и украинской фамилией. Остальные - русские (впрочем, мы тогда об этом особо не задумывались). На ком нам было тренироваться в искусстве национальной солидарности? Кого бойкотировать, кому морду бить? Только друг другу, что как-то не всех увлекало. Думаю, я не один такой «неопытный». Так, может, лучше учитывать это обстоятельство и отслеживать перемены в поведении и взглядах, которые на лицо, а не винить в очередной раз «неправильную» историю. Мы учимся.
( далее )