3. Революция Авраама

Именно потоп научил людей быть членами общества, а не пауками в банке, беспощадно пожирающими друг друга. Но, как и все первое, первоначальный общественный опыт тоже оказался неудачным. Люди отказались от определенной доли личного эгоизма и гордыни во имя тех же качеств, но выраженных на коллективном уровне. Такова Вавилонская башня, таковы её тоталитарные адепты, “украсившие” своими режимами ХХ век, таковы все их лозунги типа “человек человеку друг, товарищ и брат” вместе с тем ужасом, который за ними скрывался. Всегда находились миллионы или даже десятки миллионов, которые оказывались за бортом “единства”, т.е. вне закона. Общество превратилось в волчью стаю, готовую растерзать всякого, кто вышел или был выведен за его жесткие, непримиримые рамки.

Без признания человека образом и подобием Б-га это двуногое существо теряло всякую ценность, превращалось в бесправный и утилитарный винтик общественной машины, а сама эта машина обожествлялась. Таков смысл двух скрижалей: в одной – заповеди между человеком и Б-гом, а во второй – между человеком и человеком, подобием Б-га. Вторая – общественная реализация первой. Отрицая Б-га, мы, по сути, отбрасываем и Его тень, человека, превращаем его в ничто.

Авраам, подобно пророку Йоне, был извергнут из тоталитарного чрева Вавилонской башни. В наказании разделения человечества на непонимающие друг друга языки и народы крылась также возможность исправления. В дополнение к сонму естественных народов, базирующихся на своих языках, территориях, божках и фольклорах, появилась возможность создать еще один народ, основа которого не такая, как у всех, а сверхъестественная: связь с Б-гом, адаптация Его законов, принятие идеи праведности как важнейшей. Для этой цели и был избран, выделен из всего сонма Авраам, потенциальный отец народа вечности. Он сам, по своим качествам, был живой революцией даже по сравнению с праведниками прошлого, самый известный из которых Ноах. На первый взгляд, Ноах намного выше Авраама. Он прожил 960 лет, а Авраам только 175. Он родился обрезанным, а Авраам нет. Когда весь погрязший в грехах мир был приговорен к смерти, Ноах был спасен для создания нового человечества, но ничего подобного не происходило с Авраамом. Почему же традиция ставит Авраама намного выше Ноаха?

Ноах был вроде ближе к Тв-рцу по числу поколений, и потому гораздо более совершенным по своей природе, но как он этой природой воспользовался? Он начал с вершины совершенства, а закончил в пьяной блевотине. Вектор его развития вел вниз. Авраам начал с самого низа, с лавки идолов своего отца, а поднялся к вершинам святости. Вектор его развития вел вверх, он карабкался туда, прилагая огромные усилия, отсюда и его великая заслуга. Он сам был ваятелем своего характера, в отличие от королевы красоты, которая такой родилась.

Ноах был праведником для себя, он и спасал только себя и свою семью. Его праведность – это своего рода “разумный эгоизм”. Вся же суть Авраама состояла в том, что он вел за собой людей, поднимал их из грязи язычества и увлекал вверх, к свету. Он не прятался в раковину, в гетто, не боялся запачкаться с грешниками. Его уверенность в своих силах и в своем направлении была настолько абсолютной, что грешники “заражались” от него, а не он от них. Он был достоин стать праотцем народа, основой бытия которого должна быть идея святости и служения.

И, наконец, Авраам стал первым праведником, который готов был умереть за свою идею. Именно это самопожертвование ставило его неизмеримо выше всего, что было до него, а его идею делало непобедимой.

Самопожертвование проходит красной нитью через нашу летопись, становясь основой, позвоночным столбом еврейства. Егуда и Моше, Нахшон и Пинхас, Давид, Шимшон и Маккавеи, а также верные великомученики, взошедшие на костер подобно Шломо Молхо или Валентину Потоцкому (Авраам Бен Авраам) – вершат историю Израиля в ее переломные моменты. И наоборот, еврейство мертвеет, ассимилируется и распадается там, где гаснет этот вечный огонь на жертвеннике Г-споднем, и всякий опускается в тленной погоне стяжательства. Бывали и эффекты слива жертвенности в клоаку лживых идей, ведущих к погибели, к Катастрофе. Если заповеди можно сравнить с органами тела иудаизма, жертвенное освящение Имени Вс-вышнего является душой, без которой тело пребывает в рутине, а то и в коме, ожидая лучших времен.

Авраам и его потомство действительно сумели произвести в человечестве тотальную революцию, которая постоянно развивается. Люди вышли из-под страшного ига слепой и неотвратимой судьбы. Судьба из неумолимого самодура и тирана превратилась в результат нашего жизненного диалога с Б-гом, поэтому наши поступки способны влиять на неё, и мы в значительной степени становимся кузнецами собственной судьбы, а не её бесправными рабами. Строка “Но примешь ты смерть от коня своего” – на еврейском уровне уже не работает.

Еврейское время из бессмысленного заколдованного круга язычников вдруг расправилось, как пружина, и стало целеустремленным: от сотворения мира – к Машиаху!

Человек перестал быть добычей, терзаемой сонмом богов, сил и стихий. Он стал образом, подобием и подспорьем единого и неделимого Царя Вселенной.

Раб перестал быть “говорящим орудием” Аристотеля, он стал человеком, достойным свободного служения Б-гу, а не плоти и крови. Б-г выводит свой народ из дома рабства, из Египта, из теснины, а за ним устремляются и другие.

Мир стал целостным и осмысленным, жизнь приобрела смысл и цель.

Ноах боялся жениться, чтобы его дети не развратились в преступной среде. Авраам через своих потомков создал такую национальную среду, в ядре которой идея праведности уже не могла пропасть.

4. Союз с Б-гом

Авраам чудом спасается из печи, которую приготовил ему Нимрод, первый тиран, тот самый, который использовал пробудившуюся социальную потенцию людей для бунта против Тв-рца. Это был первый ответ свыше на интеллектуальный подвиг и жертвенную веру Авраама. Лишь позднее следует словесная связь и первое повеление. Подобно этому, и еврейскому народу Б-г открывается сначала чудесным и спасительным деянием, исходом из Египта, и лишь потом следует Синайское откровение, словесные предписания. Одно является предпосылкой и обоснованием другого.

Аврааму предписывается оставить свою естественную прежнюю среду и отправиться в среду сверхъестественную, в Страну, соединенную невидимой пуповиной с высшими мирами. Там его ждут не розы, а все более трудные испытания. Верность Авраама проверяется, в первую очередь, терпением, неопределенностью, противоречием между тяжелым настоящим и обетованным грядущим. Тот, кто не может обойтись без немедленного результата, не подходит для открытия миссии, которая должна охватить все пространство и время истории.

Сама же история, т.е. целенаправленное движение человечества, начинается, по сути, только с Авраама. Лот, племянник Авраама, осиротевший после гибели Арана в нимродовской печи, увязывается за своим дядей, мужем его сестры Сары. Но уровень Лота не соответствует высоте задачи, и они расстаются. Лот выбирает богатый и устроенный Содом, а Авраам остается в одиноком горном шатре, в трудной и возвышенной стране Кнаан. И вот, тот, кто искал легкое и надежное богатство, разделяет участь злодейского Содома. Город побежден, захвачен и разграблен, а его жители вместе с Лотом уводятся в плен. Авраам, узнав об этом, не колеблется ни минуты. Он вооружает кучку своих учеников и гонится за четырьмя царями, победившими все Заиорданье и Пятиградие. Б-г посылает Аврааму победу. Лот, как ни в чем не бывало, возвращается в Содом, так и не поняв намека свыше. Авраам же, рисковавший ради него жизнью, поставлен под угрозу реванша разгромленных им царей. Кроме того, ему кажется, что такая чудесная победа – это и есть исчерпывающая плата за его праведность, и больше ему ожидать нечего.

И тут Вс-вышний снова обращается к своему избраннику, чтобы успокоить его. “Не бойся, Авраам, – говорит Он ему. – Я твой щит, а от твоей грядущей великой награды ничего не убавилось” (Б. 15, 1).

И тогда Авраам изливает перед своим Владыкой наболевшее: “Что Ты можешь мне дать, – отвечает ему Авраам, – ведь я старый человек, скоро умру. Ты же не дал мне детей. Все, что Ты мне даешь, Ты даешь не мне, а моему домоправителю, который унаследует меня из-за бездетности!” “Нет, – отвечает ему Вс-вышний, – твое прямое биологическое потомство будет многочисленным, как звезды небесные!” И Авраам, старый человек, которому открыта звездная астрология его бесплодия, верит Б-гу наперекор всему. И за эту веру Г-сподь обещает ему великую награду: “Твое потомство получит во владение Землю Ханаанскую!”

И тут наступает непонятный диссонанс: титан веры вдруг будто теряет её. Он вопрошает у Б-га: как это может быть?! (Б. 15, 8). Дикий вопрос, причем, не только для Авраама. Ведь если ты поверил в потомство, многочисленное, как звезды, в порождаемый тобой народ, то, что же особенного в том, что у народа будет страна? Ведь так случается всегда, такова природа вещей! Но ещё более странным является ответ Б-га, данный Аврааму в ходе заключения союза между рассеченными животными, среди ужаса, мрака, огня и дыма, как из печей: точно знай, что пришельцами будут потомки твои в чужой стране, и сотни лет будут их порабощать и мучить, а потом вернутся сюда!

Какова связь между вопросом Авраама и ответом Вс-вышнего? И почему Аврааму вдруг все стало ясно? Чтобы понять внутренний смысл ответа, надо уяснить сердцевину вопроса. Не маловер Авраам. Наоборот, всем существом своим чувствует он святость Страны, поэтому ханаанское завоевание его не пугает: тот развращенный народ не удержится в этом чистом лоне, изблюет оно их вместе с их мерзостями! Но эта же великая и чистая вера является матерью сомнения: разве смогут миллионы людей, даже евреев, быть в этом грешном мире коллективным святым? Как же удержит их в себе эта Святая Земля?

Труден вопрос, нелегок и ответ. Если заслуг святости окажется недостаточно, они приобретут право на эту Землю ценой тяжелых страданий. И эта страшная истина открывается нам заново всякий раз, когда приходит наше время овладеть Страной. Формула неизменна от Египта до Катастрофы.

Нам предписано поставить ноги на ступени, ведущие в небо, но заслужить это великое право – ох, как нелегко! А потом воспользоваться им так, как надо, может быть, еще труднее.