Валерия Новодворская

Зарезаться огурцом или демократией?

Оба намерения и оба орудия присущи интеллигенции, особенно российской, но уже
отчасти и западной. И вообще мягким, умным и добродушным людям всех эпох,
начиная с эксперимента царя Агиса (IV век до н. э., Лакедемон) и кончая
наворотами с заменой Маргарет Тэтчер на лейбористов.
То есть вопрос, чем зарезаться - огурцом или демократией, обычно встает перед
карасями-идеалистами, мучимыми роковым вопросом N1: "Ах, если бы все рыбы
согласились!" и еще более фатальным вопросом N2: "А ведает ли щука, что такое
добродетель? А может, она щука добрая, просто ей глаза никто не открыл и душу ее
и разум не просветил?"
Щука, кстати, не обязательно богата и знатна. Главное, она должна быть
озлоблена. Такой коллективной щукой (прожорливой, жестокой, подлой и
неблагодарной, тупой и коварной одновременно) является плебс. Охлос. Толпа. И уж
здесь карасям-кадетам, карасям-либералам и реформаторам точно пропасть на веку
написано. Либералы должны стать циниками и ершами, чтобы выжить и вытащить свое
поколение.
Но до сих пор они были (на выбор) улитками со спрятанными рожками, премудрыми
пескарями и теми карасями в сметане, у которых политические обозреватели имеют
обыкновение спрашивать после очередных выборов, когда подсчитаны результаты:
"Маленькая рыбка, жареный карась, где твоя улыбка, что была вчерась?"
Знамения четыреххвостка (равные, прямые, тайные и всеобщие выборы), столь
вожделенная для народов, суфражистов и суфражисток, по-моему, зиждется на
знаменитой французской формуле из грозовых деклараций Революции: "Люди рождаются
свободными и равными".
Это типичный бред карася-идеалиста. Даже если бы было возможно равенство
состояний (а оно и невозможно, и нежелательно), все равно равенство умов и воль,
совести и чести недостижимо. Равенство граждан перед законом (кроме
избирательного), равные права на стремление к счастью и достатку (если ты
счастье умеешь завоевать и удержать, а достаток можешь себе заработать),
отсутствие наследственных привилегий - вот та сердцевина демократии, которая
должна существовать, ибо ее отсутствие оскорбляет наш свободный дух.
Суд и правда в суде не должны зависеть от денег. Назначение на должность - тоже.
И этого хватило бы с лихвой для достойной жизни человечества. Но человечество
пересаливает.
Люди не рождаются свободными. К несчастью, большинство рождается рабами
предрассудков, лжи, невежества и объектами манипуляций. Следовательно,
демократия дает человеку не только его законные индивидуальные права и свободы,
но и совершенно незаконную и даже преступную свободу выбирать правителей и
представителей для других и за других. А поскольку демократия, в отличие от
аристократии, состоит в основном из плебса, то многие приличные люди были даже
против республики. Стендаль, например.
Он говорил, что при монархии у него один господин, образованный и с хорошими
манерами. А при республике у него будет сотня тысяч господ, невежественных,
грубых, и его хозяевами, диктующими ему, как жить, окажутся сапожники, кучера,
дворники и мясники.
Поэтому республиканское правление встречало такой ожесточенный отпор. Но в
Европе, а не в США, где зрелые, лучшие люди континента создавали демократию
сильных и свободных - по крайней мере до 50-х годов нашего века. Яростное
ожесточение французских революций, ненависть, вызываемая словом "республика" у
испанских фалангистов - все это оттуда, от страха, во многом виртуального страха
оказаться жертвой решения бессмысленной толпы, страха, через который с 1993 года
проходим мы, и который воплотился именно в нас и на нас, потому что никто еще не
пытался излечение целого поколения, огромной страны, изломанной жестокой
историей культуры, доверить пациентам - буйным или в лучшем случае хроникам. А
все эта четыреххвостка.
Мир знает очень мало великих и правильных решений, решений отчасти
самоубийственных, которые были приняты сознательно подавляющим большинством.
Степень достоинства и свободы народа здесь неописуема. Вот они, эти решения:
1. Решение эллинов сопротивляться персам, Марафонское сражение, Саламин,
Фермопилы.
2. Решение римлян отменить договор, заключенный их послами после одной неудачной
войны с самнитами, и снова воевать, только бы не проходить под ярмом.
3. Восстание римлян против Тарквиния Гордого.
4. Уход плебеев на Священную гору (за "гражданскими правами", тогда-то и возник
институт трибунов).
5. Самоубийство жителей Нуманции при попытке Сципиона Младшего взять город.
6. Тинги викингов VII - XI веков.
7. Решение Пскова (Плескова), несмотря на интердикт, принять к себе гонимого
монголами и Москвой тверского князя Александра Михайловича.
8. Решение американцев начать войну за независимость.
9. Решение жителей Дании следом за королем надеть желтые звезды, чтобы защитить
от унижений и гибели евреев (что, в общем-то, и удалось).
10. Решение герцогства Люксембургского не выдавать Сталину казаков и белых
генералов в 1945 году. Хотя, например, Англия, которая куда больше и мощнее
Люксембурга, выдала на смерть около миллиона человек.
Мне очень хотелось бы включить в этот реестрик "наших" 1991 и 1993 годов, но не
выйдет, хотя они этого достойны. Ведь мы не были большинством, и эксцессы
Верховного Совета, и отставка Гайдара, и электоральный результат после 1993
года, на первых же свободных выборах, отчетливо показывают: речь не идет о
свободном народе, речь идет о несчастном свободном меньшинстве люденов из
будущего среди рабов.
Противоположным же примерам несть числа. Тревожным примерам. Оставим временно
нашу злополучную державу, которая может смело служить притчей во языцех для всех
мыслимых и немыслимых пакостей, бед, катаклизмов и катастроф. Возьмем Большого
Брата - Запад. Хотя чего, с другой стороны, я все время о нем забочусь?
Наверное, читатели уже удивляются. А я в этом плане Моцарт. Его уже отравили, а
он все о своем: "Меня мой Реквием тревожит"...
Понятное дело, нас отравили впрок, и никакого Запада у нас здесь не будет, а
тех, кто станет настаивать, в лучшем случае угостят синильной кислотой, потому
что цикута у нас не растет. Так что от своих земных забот мы почти избавлены.
Проигравшие, как воздушные шарики, воспаряют над потерянной российской землей,
своим последним местом битвы, и вытягивая тонкие любопытные шейки, заглядывают
за соседский забор. Вот тем (за забором) - жить. Может быть, им пригодятся наши
советы.
Я леденею от ужаса, когда узнаю, что в какой-то скандинавской стране один из
кандидатов обещал избирателям хорошую погоду, и, сам того не ожидая, сделался
парламентарием. Это очень страшно - закон больших чисел. В сущности избиратели
той маленькой страны поступили по-марксистски. Им обещали несбыточное, совсем
как когда-то большевики народу. Однако на Западе сейчас посулы большевиков
никого впечатляют. Кому там нужен "Хлеб - голодным", "Мир - народам", Фабрики -
рабочим" и "Земля - крестьянам"? Давно все есть. А вот хорошая погода - всегда в
дефиците.
Кандидат (кажется, бард или шоумен) решил пошутить, поиздеваться. А в результате
выявил эрозию, усталость гражданского монолита, обязанного каждый день
трудиться, тревожиться, мыслить и сохранять свободу.
Можно, впрочем, и без парадоксов. Разве германские избиратели не знали, что
вместе со Шредером они выберут Йошку Фишера? А ведь он, скорее, подошел бы для
Кубы или для Чили времен Альенде, чем для ФРГ. А французы, выбравшие левый
парламент с участием коммунистов? А их троцкисты (не просто ФКП, а самые
настоящие троцкисты), участвующие в президентских выборах?
И неужели Сильвио Берлускони должен повторить путь Муссолини, чтобы избавить
Италию от коммунистического премьера? Бездна. Она всегда здесь, под ногами.
Стоит расслабиться, перестать энергично действовать, покориться, присесть
отдохнуть - и она тебя заглатывает.
Все начинается с того, что человеку хочется взять незаработанное. Амеба, как
концепция и душевный склад, лежит под всеми требованиями "социалки". Меньше всех
"социалку" любят в США, но ведь избрали же демократа Клинтона вместо
республиканца Доула. Значит, большинству захотелось откусить от чужого
гамбургера. С этого и начинается социализм.
Ликург некогда скрутил бесстрашных спартанцев в бараний рог (этакий нулевой
Рейх) практикой муштры, казармы и военного коммунизма. Они и пикнуть не посмели.
А вот много позже, когда царь Агис задумал простить свободным гражданам долги
(сиссахия), то противники этой меры, заимодавцы, предпочитавшие свеженьких
рабов, убили не только самого Агиса, но и всю его семью.
Венец демократии античной - это, конечно, дело Сократа. Не хочу. Не хочу, чтобы
"сапожник, портной" судили, развращает ли философ юношество.
Западные демократии очень часто совершают обряд всесожжения. Приковывают
какую-нибудь Андромеду к скале, отдавая ее Кракену. И когда президент Клинтон
стоял на площади Тяньаньмэнь, сгорая от стыда, я знала, кто поставил его туда -
растленное большинство, охочее до дешевых товаров из "Чайна-тауна", прагматики,
равнодушные ко всему, кроме наживы, все время считающие торговый баланс между
США и КНР. Большинство, которое всегда с краю, кутаясь в ту заношенную рубашку,
которая, согласно пословице, ближе к телу.
Даже Ватикан не удержался от соблазна распечатать бутылку с джинном, то есть
прогуляться на Остров Несвободы к Фиделю Кастро. Но в отличие от того
разбойника, которого так впечатлил Иисус, что он покаялся на кресте, разбойники
Фиделя, разжившись Папой, использовали его по назначению.
Боюсь, что эксперимент: "Истинно, истинно говорю тебе, что отныне ты будешь со
мною в раю" (сегодня же вечером) провалился на Кубе с треском. Да нет, карнавал,
конечно, устроили. Обещали политзаключенных освободить. Но вместо этого в 1999
году приняли закон Ь 88, назначающий за пользование самиздатом и прослушивание
"Радио Марти" от четырех до двадцати лет.
Пересажали остатки диссидентов. Стали топить утлые плотики со спасающимися во
Флориду. На одном из них осталась детская кроссовочка примерно на годовалую
ножку, да бутылочка с молоком. Пассажиры были потоплены барбудос, коммандос, а в
общем, свиньями, хоть и не из Залива Свиней. Вот этот плотик, прибитый течением
к берегу - это продолжение Достоевского о слезинке невинного ребенка. И я, как
Иван Карамазов, готова спросить у всех правозащитных Алеш о том, что делать
после этого с Фиделем. И если они мне не ответят: "Расстрелять!" - то я им руки
не подам.
А что теперь делать Папе? Не впускать же Фиделя и его рать в царствие небесное.
Ехать на Кубу и там провозглашать анафему? Так барбудосам это до фонаря. Между
тем Священное писание дает в этом случае точные указания и Папе, и мирянину, и
даже атеисту, если он порядочный человек: "Блажен муж, коль не идет он на совет
нечестивых, не стоит на пути грешников и не сидит на собрании развратителей".
Но странная вещь - если какой-нибудь плотик доплывет до цели, то береговая
охрана США пытается передать беглецов кубинским властям. Это придумал не
Клинтон. Этого нет в конституции. Это заказ равнодушного большинства, которому
не нужны лишние "латиносы", которых надо обустраивать, искать им работу,
тратиться на пособия...
От демократии погибла некогда Речь Посполитая. Оттого, что право вето на Сейме
было у каждого шляхтича. "Не позвалям!" - и решение не принималось. Только
плохой политолог не усмотрит здесь связи с разделами Польши, с ее исчезновением
с карты мира, с ее горестным существованием в нематеринском лоне Российской
империи.
Французская демократия - это дело Дрейфуса. Правда, потом переиграли, но через
что он прошел! Немецкая демократия - это успех гитлеровцев на выборах и вручение
Гинденбургом канцлерской власти лидеру крупнейшей парламентской партии Адольфу
Гитлеру. Итальянская демократия - это победа на выборах итальянских фашистов и
опять-таки наделение Муссолини властью из королевских рук. Иудейская демократия
- это устроенный Понтием Пилатом плебисцит, когда чернь Иерусалима кричала:
"Отпусти нам Варраву! Распни, распни нам Иисуса!"
Я не доверяю большинству - ни избирателей, ни присяжных. И если мы обратимся к
нашим российским делам и посчитаем редкие прецеденты, когда решало большинство,
то, боюсь, растеряем остатки демократизма.
1. Знаменитый поход народа в Александрову Слободу, чтобы просить омерзительного
тирана Ивана Грозного вернуться на Москву с правом любых казней, пыток и
бессудных репрессий ("А в злодеях своих ты, батюшка, волен. Мы за них не
стоим.")
2. Народные массы портят все дело "верховникам", то есть "конституционалистам",
при Анне Иоанновне. Когда "верховники" добились "кондиций", почти конституции,
чернь в лице солдат-семеновцев и преображенцев ворвалась во дворец и завопила:
"Не позволим матушку-царицу обижать! Не позволим ей условия ставить! Пусть все
по ее царской воле будет!" Результат: "верховники" - в крепости, народ - в яме,
с конституцией надо ждать до 1861, а то и до 1993 года.
3. Большинство крестьян (и Некрасов заодно) пеняли на освобождение 1861 года,
ценя Землю явно больше Воли. Отсюда и выстрел Каракозова, и гибель
Царя-Освободителя.
4. Крах столыпинской реформы. Была предложена свобода с землей - выход из
общины. То самое большинство не вышло из общин! "Не желаем свое. Артельно чтоб!"
(Тендряков, "Кончина".)
Следующее предательство свободы - выборы в Учредительное собрание. А перед этим
окончательным провалом - плачевный состав трех первых Дум, особенно первой и
второй. Один депутат крадет поросенка на рынке, другой выворачивает в здании
парламента заграничный унитаз. Большинство занято свержением монарха и
подготовкой смуты, меньшинство публично исповедует антисемитизм. Либералов не
видно и не слышно. Они появятся потом - Набоков, Маклаков, Милюков. Чтобы
исчезнуть до самого 1991 года. "Вот и нету оков, а к свободе народ не готов."
Учредительное собрание учреждает несвободу, ибо если земля не продается
свободно, то век нам свободы не видать. И ведь они сели заседать без
арестованных, убитых и запрещенных кадетов, эти "парламентарии" кончающейся
России. Чернов и Ленин - невелика разница. Только Ленин трезвее, решительнее и
без комплексов.
Россия ушла налево, а когда ее вернули и снова дали шанс, она предала либералов
и в 1993, и в 1995 году, не отдав им хотя бы свои голоса.
Демократией зарезаться еще легче, чем огурцом. Привычнее. Дешевле. Я бы
поговорила с вами о цензах, когда неимущие получают пособия, но не голосуют. Об
измерении IQ (и у кандидатов тоже), о люстрациях, об отстранении коммунистов и
националистов от выборов лет на 20-25. Но где тогда будет демократия? - спросят
у меня. Поэтому я промолчу.
Демократия без цензов и тормозов будет где надо - бритвой у сонной артерии.
"Иностранец" #30, 1999 г.