Неполиткорректная беседа к 9 мая. Пепел и алмаз литовского еврейства Неполиткорректная беседа к 9 мая. Пепел и алмаз литовского еврействаНас повсюду восторженно встречало население Литвы. Здешние жители видели в нас освободителей. Мы были шокированы тем, что перед нашим прибытием повсюду были разорены и разгромлены еврейские лавочки. Мы думали, что такое оказалось возможно только во время "хрустальной ночи" в Германии. Это нас возмутило, и мы осудили ярость толпы. Но у нас не было времени долго размышлять об этом. Наступление продолжалось беспрерывно.
Цитата из мемуаров командира 2-й роты 502-го танкового батальона Вермахта О.Кариуса "Тигры" в грязи"
Мой собеседник - Лейзер Броер, житель Кирьят Арбы, один из основателей возрожденного еврейского Хеврона, активист движения за строительство Иерусалимского Храма.
Авраам Шмулевич: Ты – представитель одной из немногих оставшихся в живых семей старых «литваков», евреев, живших в Литве на протяжении многих поколений. Что для тебя та война, и ты можешь сказать об отношении литовцев к евреям?
Лейзер Броер: Я родился в Каунасе в 1948 г. и в 1972 г. уехал оттуда в Израиль. Мы - коренные "литваки", литовские евреи, оба моих деда были религиозными, из Шауляя и Подбродья, но сам я из светской семьи.
Есть фильм польского режиссера Анжея Вайды "Пепел и алмаз". Когда он вышел на советские экраны, в самом начале 1960-х, это было большим событием, мы с отцом смотрели его в кинотеатре, который находился в бывшем старом еврейском районе Каунаса - Слободка.
Польские подпольщики Армии Крайовой должны убить новоназначенного губернатора - коммуниста Щуку. А его сын Марек, воспитанный теткой-аристократкой, - тоже боец Армии Крайовой. И вот Марек попадает в польское Министерство государственной безопасности, его ведут на допрос, а он - польский юноша, борец за свободу. Один из эмгэбистов спрашивает: "Сколько тебе лет?". Юноша отвечает: "Сто". Тот размахивается, бьет его по лицу, подпольщик падает, встает. Снова тот же вопрос. "Сто один", - отвечает подпольщик. Когда он впервые упал, отец громко засмеялся и сказал: "Еще бей, еще!".
Отец моего отца всю жизнь прожил в Слободке и был ломовым извозчиком. Он прошел всю русско-японскую войну, был георгиевским кавалером. Время от времени он напивался, тогда брал оглоблю и выходил на улицу бить морду гоям. Они бежали в полицию, дед шел домой, надевал свой мундир со всеми крестами и наградами, брал недопитую бутылку водки и сам шел в участок. При виде его пристав вставал по стойке смирно, отдавал ему честь, они допивали эту водку, и он шел домой отсыпаться. Впрочем, такое случалось не часто, скажем, раз в месяц. Обычно он приходил после работы домой, ел и садился учить Талмуд.
После революции Литва стала независимой. Отец мой пошел работать на завод в 14 лет. Когда ему было 15, хозяин решил снизить зарплату. Отец написал листовки и пошел их раздавать. Его схватила полиция - служба безопасности независимой Литвы. Когда литовские гэбэшники увидели его, они засмеялись - "жидюкас" (жиденок), - обмотали ему голову мокрым полотенцем и сунули в горящую печь. Из печи он вылез уже человеком с идеологией. Это была коммунистическая идеология борьбы за социальную справедливость. Он состоял в нелегальной компартии Литвы до 1929 года, когда в Палестине разразились организованные англичанами арабские погромы. Советский Коминтерн выступил тогда на стороне арабов, и партия поручила ему организовать митинг в поддержку классовой борьбы арабского пролетариата против сионистов. Отец отказался и вышел из компартии. И считал себя в дальнейшем беспартийным анархистом.
То, что происходило с Литвой дальше, - известно. Между уходом советских войск и приходом немцев прошло несколько дней. Когда Советы ушли, литовцы первым делом вошли в еврейский квартал Каунаса - Слободку. Сейчас они рассказывают, что их ненависть к евреям была спровоцирована участием евреев в компартии, в сталинских репрессиях и т.д. Мне они могут не рассказывать эти сказки. В Слободке их интересовало лишь два места - еврейский сиротский дом и знаменитая ешива (религиозная духовная академия) "Слободка".
Детдомовских детей они просто заперли в помещении и сожгли живьем. А ешиботников (учащихся ешивы) собрали в большом гараже. Тогда машины чистили сжатым воздухом. Они вставляли в рот еврею этот шланг, включали воздух, и кишки вылетали через задницу.
Толпы литовцев - женщины, дети, словом, весь город - дружно аплодировали. Так, одного за другим, они убили всех учащихся ешивы - кроме тех, кто смог спрятаться.
На следующий день в гетто Слободка организовалась первая подпольная группа сопротивления, в которую входил мой отец. Там были все, представители всех движений и партий - сионисты-социалисты, сионисты-ревизионисты Жаботинского, религиозные сионисты, анархисты, хасиды, миснагеды и просто евреи. Они решили, что реальную помощь в борьбе с немцами им может оказать только Сталин. Поэтому главенствующая роль в движении должна принадлежать коммунистам, и все это подполье будет считаться коммунистическим. Отца моего снова приняли в компартию "невзирая на идеологические разногласия". И подполье стало действовать.
Первым, кого они убили, был еврей - глава полиции юденрата (юденрат - назначенный немцами орган управления гетто). До войны он был убежденным сионистом-ревизионистом (так именовались сторонники Зеева Жаботинского), а потом одним из первых побежал служить немцам. С ним предварительно поговорили, но он сказал: "Ребята, мне плевать на вас и на остальных, я хочу жить, и сделаю для этого все". С ним пытались говорить еще раз, после чего застрелили.
В отличие от подполья варшавского гетто, подполье каунасского гетто считало, что никого нельзя привлекать к борьбе насильно. Большую часть населения гетто составляли женщины, старики, дети. И если кто-то надеется спастись, просто сидя тихо и уповая на милость Б-га, таких людей нельзя подвергать риску вооруженного восстания. Пусть делают, что хотят. Спастись, однако, не удалось почти никому. Практически все оставшиеся были зверски убиты немцами и литовцами. В 1939 г. еврейское население Ковно составляло 40 тыс. человек, то есть примерно 25% от общего числа жителей города. Всего же в годы Катастрофы в Литве было уничтожено 95-96% довоенного еврейского населения республики. Столько евреев не было уничтожено ни в одной из оккупированных республик бывшего СССР, а также ни в одном из европейских государств.
Итак, в отличие от некоторых других гетто, в Каунасе решили, что те, кто хочет сражаться, должны уйти в лес и воевать с немцами в качестве партизан.
Первой ушла на разведку группа из пяти человек. Путь из гетто в лес проходил через литовскую деревню. Литовцы сейчас любят рассказывать о мирных сельских жителях, что подвергались репрессиям и со стороны немцев, и со стороны партизан, а потом были высланы. На самом деле сельское литовское население не просто сотрудничало с немцами. Немецкое командование раздавало литовцам оружие, и из них формировались территориальные отряды СД.
Первая группа евреев, вышедших из гетто, ничего не знала о СД, наткнулась на этих "мирных сельских жителей", которые неожиданно напали на них. Командира группы – он был ешиботником из Слободки – живьем закопали в землю. Остальных передали немцам, и те отправили их в лагерь уничтожения "Девятый форт". Тогда подполье поняло, что небольшими группами действовать нельзя. Следующим из гетто ушел на прорыв отряд в 50 человек, в котором был и мой отец.
Они захватили это село – это была единственная дорога на волю – и всех мужчин, кто не был убит во время боя, расстреляли, остальное население собрали в сарае, облили бензином и подожгли.
Больше выходу евреев из гетто никто не препятствовал.
Прожив в лесу некоторое время, они образовали еврейский партизанский отряд. А поскольку командование осуществляла советская армия, то этот отряд влился в большой русский партизанский отряд.
Авраам Шмулевич: И как складывались отношения?
Лейзер Броер: С "ваньками" ведь как –
( Read more... )