Рав Авраам Шмулевич

Военные итоги конфликта между Израилем и Ираном: анализ операций Авраам Шмулевич Примечание редакц

Военные итоги конфликта между Израилем и Ираном: анализ операций

Авраам Шмулевич

Примечание редакции: Авраам Шмулевич — израильский политолог, президент Института восточного партнёрства. Мнение, выраженное в статье, является личной позицией автора и может не совпадать со взглядами News. Az.

Итоги конфликта между Израилем и Ираном можно условно разделить на три ключевых аспекта: военный, политический и стратегический — то есть степень достижения долгосрочных целей каждой из сторон. В каждом из этих направлений Израиль, по всей видимости, добился значительного преимущества, особенно в военной сфере.

Армия обороны Израиля (ЦАХАЛ) провела широкомасштабный и высокоорганизованный удар по иранской военной инфраструктуре. Операция продемонстрировала высокий уровень планирования и эффективности. Даже среди израильских экспертов не ожидали столь быстрого достижения оперативных целей.

Одним из наиболее ярких результатов стало выведение из строя иранских систем ПВО, которые ранее считались одним из сильнейших элементов национальной обороны. В их состав входили российские комплексы С-300 и С-400, а также китайские аналоги, поставленные в рамках двустороннего военного сотрудничества. Однако они не обеспечили ожидаемого уровня сопротивления.

Обсуждалась вероятность воздушных боёв между израильскими и иранскими самолётами, а также с российскими истребителями, дислоцированными в регионе. Однако этого не произошло: ВВС Ирана не вступили в бой, несколько самолётов были уничтожены на земле, а остальные покинули зону боевых действий. В результате Израиль добился полного господства в воздухе в течение первых 48 часов.

Это обеспечило оперативную свободу действий и стало неожиданностью как для международных наблюдателей, так и для самих участников конфликта. Даже с учётом предполагаемого превосходства Израиля в воздухе, немногие ожидали столь стремительного установления контроля и при минимальном сопротивлении.

Другим важным результатом стало уничтожение значительной части военного руководства Ирана, включая офицеров как регулярной армии, так и Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Сообщается, что среди убитых были как действующие командиры, так и их предполагаемые преемники. Также имеются данные о гибели ключевых специалистов, участвовавших в иранской ядерной программе, что потенциально наносит долгосрочный ущерб ядерному потенциалу страны.

Израиль также продемонстрировал способность нанести удар по политическому руководству Ирана, но воздержался от этого в силу различных соображений, включая международно-правовые и геополитические.

Израильский спецназ провёл ограниченные операции на территории Ирана. Генштаб ЦАХАЛ подтвердил участие разведывательно-диверсионных групп в ударах по ключевым целям. По некоторым данным, часть дронов, использованных в атаках, была запущена с территории самого Ирана, что свидетельствует о глубоком проникновении израильской разведки и неэффективности иранской контрразведки.

Примечательно, что в ходе операций на территории Ирана не было ни одного израильского погибшего или пленного — что является серьёзным провалом для столь строго контролируемого государства, как Иран.

Что касается эффективности иранской ПВО, независимые источники сообщают, что в первые шесть дней уровень перехвата израильских ракет составлял от 90% до 95%. В середине конфликта он снизился до 65%, но затем вновь вернулся к исходным значениям. Эти колебания объясняются необходимостью перенастройки систем под новые типы иранских боеприпасов.

Важно отметить, что ни один из израильских военных объектов не получил серьёзных повреждений. В отличие от событий 2024 года, авиационные базы остались нетронутыми. Однако часть гражданской инфраструктуры пострадала. Удар был нанесён по электростанции, снабжающей нефтеперерабатывающий завод в Хайфе: трое рабочих погибли, восстановление займёт около двух месяцев. Другая электростанция в Ашдоде была повреждена, но полностью восстановлена в течение двух часов.

Один из наиболее резонансных эпизодов — удар по корпусу Института Вейцмана, занимающемуся исследованиями в области онкологии. Также были повреждены несколько пустующих правительственных зданий, объект возле медицинского центра «Сорока» и лаборатория университета. Хотя эти потери не критичны в военном смысле, они затронули научные и гуманитарные учреждения, вызвав обеспокоенность международного академического сообщества.

Тем не менее, ключевая стратегическая военная и гражданская инфраструктура Израиля осталась под защитой. Многоуровневая система ПВО — «Железный купол», «Праща Давида» и «Хец» — обеспечила общий уровень перехвата около 90%. Перехват дронов оказался практически безупречным: из более чем 1000 беспилотников лишь один достиг жилого дома в Беэр-Шеве, не вызвав жертв. Эффективность достигла 99,9%, что означает практически полную безопасность воздушного пространства.

Помимо поля боя, ключевую роль сыграли и политико-дипломатические аспекты конфликта. Операция Израиля не проводилась в одиночку. США оказывали поддержку с региональных баз и с использованием морских сил. Также в скоординированных действиях участвовали военные Великобритании, Франции и Иордании.

Это подчёркивает провал попыток дипломатической изоляции Израиля. Несмотря на критику действий в Газе, эти государства публично поддержали право Израиля на самооборону перед лицом иранской угрозы, подчеркнув, что обладание Ираном ядерным оружием неприемлемо.

Существуют также сведения, что Саудовская Аравия, ОАЭ и Бахрейн могли участвовать в перехвате иранских ракет, часть которых упала на их территории. Хотя эти данные официально не подтверждены, они свидетельствуют о зарождающемся паттерне сотрудничества в сфере безопасности. Государства, некогда враждебно настроенные к Израилю, фактически стали его партнёрами.

Это указывает на фундаментальную трансформацию геополитического ландшафта региона. Традиционный арабо-израильский конфликт, по сути, завершён. Бывшие противники рассматривают Израиль как стратегического союзника — главным образом из-за общего восприятия шиитского Ирана как основной угрозы для суннитского арабского мира.

Соединённые Штаты, со своей стороны, оказали и военную, и дипломатическую поддержку. Американские войска участвовали в оборонительных операциях, а Вашингтон последовательно поддерживал позиции Израиля на международных площадках. Это подтвердило прочность и стратегическую глубину американо-израильского альянса.

В противоположность этому, Иран оказался в состоянии полной дипломатической изоляции. Ни одно государство не оказало ему прямой помощи — ни военной, ни технической. Даже Россия, несмотря на формальный стратегический союз с Ираном, предпочла остаться нейтральным наблюдателем. Хотя Москва и не обязана была вмешиваться, отсутствие даже символической поддержки, вероятно, было воспринято в Тегеране как разочарование.

Таким образом, можно говорить о том, что Израиль добился не только тактического и оперативного, но и стратегического успеха. Он заручился поддержкой коалиции ключевых западных демократий и региональных держав и эффективно нейтрализовал крупную угрозу со стороны Ирана. Это изменяет архитектуру безопасности на Ближнем Востоке и знаменует переход к новой парадигме сдерживания.

Military outcomes of the Israel–Iran conflict: Analysis of operations

By Abraham Shmulevich

Editor's note: Abraham Shmulevich, Israeli political scientist, president of the Eastern Partnership Institute. The article expresses the personal opinion of the author and may not coincide with the view of News.Az.

The outcomes of the conflict between Israel and Iran can be broadly categorized into three key dimensions: military, political, and strategic—that is, the extent to which each side achieved its long-term objectives. In each of these areas, Israel appears to have gained a significant advantage, particularly in the military domain.

The Israeli Defense Forces (IDF) carried out a large-scale and highly coordinated strike against Iran’s military infrastructure. The operation demonstrated a high degree of planning and effectiveness. Even within Israeli expert circles, such rapid achievement of objectives had not been anticipated.

One of the most notable outcomes was the neutralization of Iran’s air defense systems, which had previously been regarded as one of the strongest components of its national defense. The system included Russian S-300 and S-400 complexes, as well as Chinese equivalents supplied through bilateral military cooperation. These resources did not provide the expected level of resistance.

There had been discussion about the possibility of engagements between Israeli and Iranian aircraft, and even potentially with Russian jets stationed in the region. However, such confrontations did not occur: the Iranian Air Force did not engage, several aircraft were destroyed on the ground, and others left the combat zone. Israel thus gained full air superiority within the first 48 hours.

This enabled complete operational freedom and came as a surprise to both international observers and the participants themselves. Even assuming Israel’s aerial dominance, few anticipated that air control would be established so swiftly and with minimal resistance.

Another significant result was the elimination of a substantial portion of Iran’s military leadership, including officers from both the regular army and the Islamic Revolutionary Guard Corps (IRGC). Reports indicate that some of those killed included both current commanders and their designated successors. Additionally, there is evidence that key experts involved in Iran’s nuclear program were among the casualties—potentially inflicting long-term damage on the country’s nuclear capabilities.

Israel also demonstrated the capacity to strike at Iran’s political leadership but refrained from doing so due to a range of considerations, including international legal and geopolitical concerns.

Israeli special forces conducted limited operations on Iranian soil. The IDF General Staff confirmed the involvement of reconnaissance and sabotage teams in strikes on key targets. Some drones used in the attacks were reportedly launched from within Iran, indicating extensive intelligence penetration and the apparent ineffectiveness of Iranian counterintelligence services.

It is noteworthy that no Israeli personnel were killed or captured during operations inside Iranian territory—an outcome that represents a serious failure for a state as tightly controlled as Iran.

Regarding the performance of Iran’s air defense, an independent analysis published in open sources indicates that in the first six days, the interception rate of Israeli missiles ranged between 90% and 95%. This figure dropped to 65% in the middle of the conflict but later returned to initial levels. These fluctuations are attributed to Iran's need to recalibrate its systems in response to newly deployed Israeli munitions.

Importantly, no Israeli military installations sustained serious damage. Unlike incidents in 2004, air force bases remained intact. Civilian infrastructure, however, did experience some damage. A power plant supplying the Haifa oil refinery was hit, resulting in the deaths of three workers and an estimated two-month restoration period. Another power plant in Ashdod was damaged but fully restored within two hours.

One high-profile incident involved a strike on the Weizmann Institute of Science, which specializes in cancer research. Several unused government buildings, a facility near Soroka Medical Center, and a university laboratory were also hit. These losses, while not militarily critical, impacted scientific and humanitarian institutions, drawing concern from the global academic community.

Despite this, Israel’s key strategic military and civilian infrastructure remained protected. Its multi-layered air defense system—including the Iron Dome, David’s Sling, and Arrow—performed with an overall interception rate of approximately 90%. Drone interception rates were near perfect: out of more than 1,000 UAVs, only one reached a residential building in Be’er Sheva, causing no casualties. The effective interception rate was 99.9%, indicating near-total airspace security.

Beyond the battlefield, political and diplomatic dimensions of the conflict also played a pivotal role. The Israeli operation was not carried out in isolation. The United States provided support from regional bases and naval assets. Additionally, military forces from the United Kingdom, France, and Jordan participated in coordinated actions.

This underscores the failure of attempts to isolate Israel diplomatically. Despite previous criticism of Israel’s actions in Gaza, these countries publicly supported its right to self-defense in the face of the Iranian threat. They emphasized that nuclear weapons in Iranian hands would be unacceptable.

Reports also suggest that Saudi Arabia, the United Arab Emirates, and Bahrain may have assisted in intercepting Iranian missiles, some of which landed on their territory. Although these incidents have not been officially acknowledged, they point to an emerging pattern of security coordination. States that once opposed Israel are now, in effect, acting as its partners.

This shift suggests a fundamental transformation in the region’s geopolitical landscape. The traditional Arab–Israeli conflict appears to be effectively over. Former adversaries now view Israel as a strategic ally, largely due to a shared perception of Shia Iran as the primary threat to the Sunni Arab world.

The United States, for its part, provided both military and diplomatic backing. U.S. forces participated in defensive operations, while Washington supported Israel’s position at international forums. This reaffirmed the resilience and strategic depth of the U.S.–Israel alliance.

In contrast, Iran found itself in a position of complete diplomatic isolation. No state offered it direct assistance, either military or technical. Even Russia, despite its formal strategic partnership with Iran, chose to remain a neutral observer. While not legally obligated to intervene, the absence of even symbolic support from Moscow was likely perceived in Tehran as a disappointment.

Taken together, the evidence suggests that Israel achieved not only tactical and operational success but also a strategic victory. It secured the backing of a coalition comprising key Western democracies and regional powers and effectively neutralized a major threat from Iran. This outcome reshapes the regional security architecture and ushers in a new paradigm of deterrence in the Middle East.

https://news.az/news/-military-outcomes-of-the-israel-iran-conflict-analysis-of-operations