**"Евреи" - это замена в гораздо более масштабной политической борьбе**
Oct 1, 2025
The Free Press
The “Jews” Are a Proxy for a Far Bigger Political Fight
Michael Doran
via Pinchas Polonsky
Исторически американцы были менее восприимчивы к антисемитизму, чем европейцы. Но с 7 октября 2023 года американские евреи оказались прямо на линии огня политических левых и политических правых. Назначенные на символическую роль обеими крайностями, американские евреи попали под перекрестный огонь, поскольку прогрессивные интернационалисты и крайние изоляционисты борются друг с другом за контроль над традиционной серединой страны.
Слева антисемитизм принимает форму антисионизма. Его эмблемой являются "палаточные интифады" в элитных кампусах. Университеты, которые позиционируют себя как поборники многообразия, теперь принимают лозунги об уничтожении Израиля. Лагеря, прославляющие ХАМАС, задают моральный тон. Когда толпы нападают на еврейских студентов, администраторы отводят глаза и ссылаются на "свободу слова". Однако те же администраторы немедленно реагируют, когда неевреейские группы страдают даже от "микроагрессии". Сами институты, призванные культивировать гражданскую ответственность, превратились в двигатели запугивания. Еврейские студенты подвергаются преследованиям, их исключают из клубов и оказывают давление, чтобы они отреклись от Израиля для принятия в "сообщество".
Справа эмблемой является Такер Карлсон. Он обновил "Протоколы сионских мудрецов" для XXI века. С помощью своей платформы он продвигает взгляд на современную историю, в котором "старейшины" манипулируют каждым крупным поворотным моментом. Он возвысил подкастера Дэррила Купера до "лучшего и самого честного популярного историка в Соединенных Штатах". Купер преуменьшает значение Холокоста как бюрократической ошибки и изображает Уинстона Черчилля не как защитника свободы, а как агента богатых евреев. Черчилль (а не Гитлер) становится злодеем, втягивающим Америку в войну. Вторая мировая война перестает быть триумфом добра над злом; она становится первой в серии ошибочных американских вмешательств за рубежом, организованных, в конечном счете, евреями.
Программа Карлсона развлекала утверждения о том, что израильская разведка имела предварительное знание о 11 сентября, и предполагала, что Израиль превратил атаку "Аль-Каиды" в рычаг, чтобы втянуть Америку в Ирак для своих собственных целей. На поминальной службе Чарли Кирка он пошел еще дальше. Карлсон сравнил смерть Кирка с распятием Иисуса: оба, по его словам, были правдолюбцами, убитыми потому, что их послание угрожало богатым и могущественным. Он представил людей, убивших Иисуса, встречающимися "в освещенной лампой комнате... поедая хумус".
Израиль - это больше, чем щекотливый политический вопрос; он всегда имел особый символический вес в Америке.
Выбор еды был не случайным. Традиционный антисемитизм обвиняет евреев коллективно и навсегда в убийстве Христа: богоубийство. Карлсон возродил это обвинение, но с поворотом. Описывая убийц как "едоков хумуса", он идентифицировал их как евреев, а не римлян, и в то же время как израильтян. Он направил самое старое и самое разрушительное обвинение против евреев с особой силой на Еврейское государство.
Почему американцы внезапно нападают на евреев слева и справа одновременно? Перекрестный огонь вырастает из более масштабных дебатов о роли Америки в мире. Альянсовые структуры и глобальные обязательства, построенные для холодной войны, неуютно сидят рядом с возвышением Китая как равного конкурента. Два десятилетия ближневосточных войн (от Ирака до Афганистана и Сирии) заставили американцев усомниться в издержках продолжения вовлеченности.
Должна ли Америка оставаться выдающейся силой во всех областях земного шара? Или ей следует уйти с Ближнего Востока и, возможно, из Европы тоже? Или ей следует полностью отступить, поднять подъемные мосты и сосредоточиться внутрь?
В практических терминах отход от Ближнего Востока означал бы перенастройку отношений с Израилем (всегда спорный и эмоциональный предмет в американской политике). Но есть и что-то более глубокое. Израиль - это больше, чем щекотливый политический вопрос; он всегда имел особый символический вес в Америке. Существуют практические дебаты о стратегии, дорогостоящих обязательствах и управлении альянсами. А затем есть более крупный вопрос о смысле: что такое Америка и какую роль Израиль играет в её истории.
С самого начала американцы формулировали свое самопонимание по образу Израиля. Эта идентификация намного предшествует Республике. В 1630 году, когда пуританский лидер Джон Уинтроп и его последователи готовились плыть на "Арбелле", проповедник Джон Коттон заверил их: "Чем [Бог] был для своего Израиля в старину, тем он будет для Новой Англии. Когда Бог намеревается оказать благосклонность народу, он заключает с ним Завет, как он сделал с Авраамом".
Пересекая Атлантику, пуритане видели себя израильтянами, пересекающими Красное море. Они отобразили Святую Землю на дикую местность: Вефиль, Салем, Сион, гора Ефрем. Массачусетский залив был Новым Иерусалимом, поднимающимся из европейской коррупции.
Идентификация сохранилась (в некоторых отношениях даже до сегодняшнего дня). Почти полтора века спустя, в 1776 году, Конгресс попросил Бенджамина Франклина, Томаса Джефферсона и Джона Адамса разработать национальную печать для новой республики. Предложение Франклина не было принято, но стоит остановиться на том, что он предложил. Он обратился к Еврейской Библии. Его собственными словами, печать должна изображать "Моисея, стоящего на берегу и протягивающего руку над морем, тем самым заставляя его поглотить фараона, который сидит в открытой колеснице, с короной на голове и мечом в руке". Его предложенный девиз был столь же явным: "Восстание против тиранов - это повиновение Богу".
Послание не могло быть яснее. Британия была фараоном; американцы были израильтянами, переживающими освобождение Израиля в своей собственной истории. Дизайн Франклина показывает, насколько глубоко заветное видение Коттона все еще резонировало во время основания.
Колония Массачусетского залива была Америкой в зародыше. Сращенная с Израилем в утробе, Соединенные Штаты по сей день не знают, где заканчивается Америка и начинается Израиль. Когда американцы говорят об Израиле, они часто говорят о себе.
С самого начала американцы формулировали свое самопонимание по образу Израиля. Эта идентификация намного предшествует Республике.
Марк Твен увидел это с комической ясностью в "Простаках за границей" (1869). Его попутчики прибыли в Палестину с уже подготовленными вердиктами. Пресвитериане нашли пресвитерианскую Палестину, баптисты (баптистскую), методисты (методистскую). "Они могли бы не более беспристрастно и объективно писать об этом", ехидничал Твен, "чем о своих собственных женах".
Привычка смотреть на Святую Землю и видеть отраженную Америку никогда не умирала. Евангелисты все еще видят в Израиле заветного близнеца: обещания Бога Аврааму продолжаются наряду с заветом с христианами. Но даже светские американцы часто чувствуют подобную привязанность. Моя собственная мать (ярая атеистка, которая ненавидела евангелическое христианство) любила Израиль, страну, которую она никогда не посещала. Действительно, у нее было мало интереса к миру за пределами наших границ и практически никакого опыта с ним. Она получила свой первый паспорт в 64 года, исключительно чтобы присутствовать на моей свадьбе в Лондоне. Тем не менее она рассматривала Израиль как младшую сестру Америки. Она считала премьер-министра Биньямина Нетаньяху не иностранцем, манипулирующим Америкой, а мудрым лидером, которого стоит слушать. Если бы я сказал ей, что её взгляды проистекают из того же источника, из которого пили евангелисты, она была бы недоверчива.
Это широко распространенное чувство родства (религиозное или светское) представляет вызов двум идеологическим фантазиям, которые сейчас формируют дебаты о внешней политике Америки.
Слева стоит транснациональный прогрессивизм, политическая вера элитных университетов и прогрессивного крыла Демократической партии. Его видение не ограничивается самой Америкой. Оно мечтает о управлении миром через просвещенную управленческую элиту. Вместо национального суверенитета оно ценит международные институты, глобальные правила и авангард технократов, которые видят себя хранителями прогресса. Оно заимствует у ленинизма идею авангардной партии, но заменяет классовую борьбу политикой идентичности. Его миссия состоит не в том, чтобы представлять Америку, а в том, чтобы фундаментально преобразовать её (и, в процессе, преобразовать мир).
Его линза - это раса и идентичность. Проект 1619 представляет Америку основанной на рабстве, непоправимо запятнанной превосходством белых. Бюрократии разнообразия, равенства и инклюзивности навязывают это кредо, превращая каждый вопрос в моралите угнетенных против угнетателей. Прогрессивисты уделяют больше внимания Израилю, чем любой другой иностранной нации, представляя израильтян "белыми колонизаторами", а палестинцев - "угнетенными народами". Сионизм становится не националистическим движением, как любое другое, а уникально зловещей формой поселенческого колониализма.
Колония Массачусетского залива была Америкой в зародыше. Сращенная с Израилем в утробе, Соединенные Штаты по сей день не знают, где заканчивается Америка и начинается Израиль. Когда американцы говорят об Израиле, они часто говорят о себе.
На этом этапе политическое предпочтение переходит в откровенный антисемитизм. Прогрессивизм открывает свои объятия евреям только в том случае, если они отрекаются от сионизма, рассматриваемого как синоним расизма. В кампусах от еврейских студентов требуют объявить себя "безопасными" союзниками, отрекаясь от Израиля. Профессора, администраторы и активисты контролируют еврейскую принадлежность, разграничивая "хороших евреев" от "расистов" и "колонизаторов". Идеология, которая выставляет себя поборником инклюзивности, требует от евреев ампутировать саму суть их народности, чтобы принадлежать.
Израиль невыносим для транснациональных прогрессивистов, потому что он угрожает им на двух фронтах: политика и космология. Политически, если бы прогрессивизм признал переживших Холокост евреев законными жертвами угнетения, тогда еврейские лидеры в Америке (успешные по всем экономическим меркам) также могли бы претендовать на право говорить от имени угнетенных. Это бросило бы вызов монополии прогрессивизма на право определять виктимность, сам источник легитимности авангарда.
Но проблема глубже: Израиль - это не "белое" общество. Его еврейское население включает, среди прочих, йеменские и эфиопские общины (безошибочно цветные люди по современным прогрессивным лакмусовым тестам). Само их присутствие подчеркивает абсурдность расовой бинарности, от которой зависит прогрессивная коалиция.
Космологически, Израиль - это архетипическое национальное государство: Бог, народ, земля. Завет и границы. Его претензия на партикуляризм активирует то, что Авраам Линкольн назвал, в другом контексте, "мистическими аккордами памяти" Америки (эмоциональные и исторические связи, которые соединяют разнообразных американцев как единый народ). Сионизм пробуждает похороненную память о собственном заветном партикуляризме Америки. Американская исключительность - это светский потомок проповеди Коттона на "Арбелле".
Чудесное возрождение Израиля, его сила и процветание (несмотря на разрушение европейского еврейства и его многочисленные войны за выживание) будоражат американский национализм. Само существование Еврейского государства и возбуждение, которое оно вызывает в Америке, разрушает прогрессивную мечту о постнациональном, мультикультурном мире, управляемом глобальной управленческой элитой. По этой причине прогрессивисты должны разорвать американскую связь с Израилем. Пока американцы и израильтяне видят друг друга как членов семьи с уникальной судьбой, прогрессивный проект никогда не может быть завершен.
Антисемитизм левых и правых - это не ядовитый газ, просачивающийся из почвы и проникающий в политику. Он оружейно используется (умно и преднамеренно) организованными силами для политической войны.
С другого полюса Карлсон не отрицает уникальность Америки, но он тоже стремится разорвать связь между американской исключительностью и Израилем. Его антисемитизм - это вневременная разновидность, прямо из Протоколов. Он плетет заговоры с современными реквизитами: Черчилль как мошенник, 11 сентября как израильский заговор, иракская война велась для Израиля американской кровью и сокровищами. В каждом случае могущественные еврейские кукловоды дергают за ниточки американских лидеров из тени.
Карлсон поставил свой антисемитизм на службу правой фантазии о будущем, прямой контр правой фантазии к прогрессивной фантазии. В то время как прогрессивисты мечтают о мире, объединенном под транснациональной просвещенной элитой, Карлсон и его последователи мечтают о выходе из мира. Они видят транснационализм как врага американской демократии. Для них послевоенный американский международный порядок обеспечивает не безопасность, а удушение. Американская империя, которая поднялась во время Второй мировой войны, задушила Республику. Они представляют себе Америку, отступающую за Атлантический и Тихий океан, рассматривая их как рвы, и живущую в крепости. Придавая транснационализму еврейское лицо, Карлсон персонифицирует концентрации неизбранной и неподотчетной власти, которые, по его словам, подавляют народную волю американских избирателей.
Но это больше, чем просто брендинг. Карлсон борется внутри MAGA за лидерство будущей Республиканской партии. Он стремится оттянуть её от мускулистого национализма Дональда Трампа к более чистому изоляционизму. Его проблема проста: коалиция MAGA наполнена евангелистами и светскими националистами, чье родство с Израилем глубоко укоренилось. Эта связь тянет Америку обратно через океаны, на Ближний Восток, из которого Карлсон мечтает отступить.
Чтобы достичь своего видения, связь должна быть разорвана. В последние месяцы Карлсон и единомышленники неоднократно представляли Израиль как гонителя христиан, включая в Газе.
Любой, кто знает современную историю Ближнего Востока, знает, что это утверждение - полная чушь. Израиль - это единственная страна, в которой процветают христиане, но правда нерелевантна для Карлсона. Он выдвигает эту ложь, чтобы изготовить идеологические контрпретензии к евангелистам, которые утверждают, что христианство требует особой приверженности Израилю.
В своем крестовом походе по формированию изоляционистского будущего MAGA, Карлсон запустил кампанию по определению наследия Чарли Кирка. Не доходя до утверждения, что евреи убили Кирка, он заявил, что произраильские доноры "мучили" его в последние дни (представляя Кирка как мученика, сломленного за то, что осмелился подвергнуть сомнению войну в Газе и руководство Нетаньяху). В ревизионистском евангелии Карлсона Кирк становится замученным святым в церкви "Америка прежде всего", принесенным в жертву мстительной элитой как раз тогда, когда он обращался против Израиля. Ставки огромны: Кирк командовал огромным количеством последователей, и борьба за душу MAGA - это также борьба за этих сторонников. Тем не менее, запись рассказывает совершенно другую историю. Последнее письмо Кирка Нетаньяху было наполнено привязанностью к Израилю и еврейскому народу, критикуя только боевые тактики некоторых союзников и настаивая на том, что самое надежное противоядие от анти-израильского пыла заключается в энергичных, открытых дебатах.
Антисемитизм левых и правых - это не ядовитый газ, просачивающийся из почвы и проникающий в политику. Он оружейно используется (умно и преднамеренно) организованными силами для политической войны. Прогрессивисты украшают свою нетерпимость баннерами разнообразия, равенства и инклюзивности, требуя, чтобы евреи отреклись от Израиля. Тем временем Карлсон обновляет Протоколы, чтобы изобразить евреев как скрытую руку за империей, настаивая на том, что завет должен быть разорван, чтобы американские патриоты могли разбить неизбранные концентрации глобальной власти.
Несмотря на враждебность между транснациональными прогрессивистами и брендом консервативного популизма Карлсона, оба лагеря выступают за примирение с Ираном, о котором они делают почти идентичные аргументы. Представляя сближение с Тегераном как необходимое и достижимое, они переформулируют Израиль как источник бед Америки. Для прогрессивистов Израиль блокирует гармонию между нациями; для Карлсона он запутывает Америку в ненужных войнах.
На поверхности Карлсон и прогрессивисты, кажется, стреляют друг в друга. На самом деле их перекрестный огонь сходится на одной и той же цели: связи между Америкой и Израилем. Эта связь, простирающаяся обратно через основателей к пуританам, сформировала миссию Республики и объединила евангелистов со светскими националистами. Разорвать её - это не просто изменить внешнюю политику; это переписать американскую историю.
Президент Трамп - это неудобный факт для обеих сторон. Он отвергает фантазию о глобальной управленческой империи и фантазию об Америке-крепости одинаково. Когда Карлсон выступил против участия Америки в ударе Израиля по Ирану, Трамп отмахнулся от него как от "чудаковатого" и продолжил, сигнализируя, что он не позволит изоляционистам диктовать свою ближневосточную политику. Тем не менее Карлсон остается уникально влиятельным голосом в мире MAGA, и администрация не показала никаких признаков дистанцирования от него из-за его антисемитизма. Трамп дружит с Нетаньяху, даже когда терпит Карлсона, воплощая противоречия движения, где мускулистый национализм и изоляционистское подозрение к Израилю неуютно сосуществуют под одной крышей.
Занимая беспорядочную середину, Трамп отражает то, где также живут большинство американцев. Их национализм прагматичен, а не утопичен: Америка, они понимают, не может уйти из мира, но и не должна мечтать о управлении им. Это напряжение подчеркивает более крупную истину: аргументы об Израиле - это, в конечном счете, аргументы об Америке. От пуритан и далее американцы формулировали свою историю по образу Израиля. Быть за или против Израиля - значит выбирать среди конкурирующих видений американского будущего. Когда Трамп обнимает Нетаньяху, отмахиваясь от Карлсона, он не просто устанавливает ближневосточную политику - он объявляет, кто такая Америка. Ибо когда американцы говорят об Израиле, они говорят о себе: братские нации, которые вынашивались в одной утробе, связанные заветом и судьбой.