Об опасности Шекспира для людей
В.Шекспир опасен для всех людей во многих отношениях. Прежде всего, естественно, каждый человек, который не прочитал хотя бы "Гамлета", невежественен уже по определению. Но, с другой стороны, каждый человек, который прочитал хотя бы "Гамлета", очень просто может нарваться на это же самое определение, если он ничего толком в "Гамлете" не понял. То же, что до сих пор никто ничего в "Гамлете" не понял, доказывается уже на одном простом примере.
В третьей сцене первого акта этой трагедии Полоний напутствует отплывающего во Францию Лаэрта следующими словами:

И в память запиши мои заветы:
Держи подальше мысль от языка,
А необдуманную мысль от действий.
Будь прост с другими, но отнюдь не пошл.
Своих друзей, их выбор испытав,
Прикуй к душе стальными обручами,
Но не мозоль ладони кумовством,
С любым песперым панибратом. В ссору
Вступать остерегайся, но, вступив,
Так действуй, чтоб остерегался недруг.
Всем жалуй ухо, голос - лишь немногим:
Сбирай все мненья, но свое храни.
...............................................
Но, главное: будь верен сам себе;
Тогда, как вслед за днем бывает ночь,
Ты не изменишь и другим.

Для тех, кто читал этот отрывок не в приведенном переводе М.Лозинского, а в переводе Б.Пастернака, можно привести и этот перевод:

Стань под благословенье
И заруби-ка вот что на носу.
Заветным мыслям не давай огласки,
Несообразным - ходу не давай.
Будь прост с людьми, но не запанибрата.
Проверенных и лучших из друзей
Приковывай стальными обручами,
Но до мозолей рук не натирай
Пожатьями со встречными. Старайся
Беречься драк, а сцепишься, берись
За дело так, чтоб береглись другие.
Всех слушай, но беседуй редко с кем.
Терпи их суд и прячь свои сужденья.
................................................
Всего превыше: верен будь себе.
Тогда, как утро следует за ночью,
Не будешь вероломным ты ни с кем.

В вычурном переводе Пастернака есть все-таки один очень важный момент. Последние три строки он начинает почти точно в соответсвии с оригиналом: "This above all.."
Конечно, смысл этих трех последних строк Шекспира несколько затемняет неточный перевод всеми переводчиками "Гамлета" слов Гамлета в диалоге его с Озриком во второй сцене пятого акта, которые можно прояснить на примере тоже до сих пор непонятой людьми узбекской пословицы: "Человек - зеркало человека". Кстати, интересно, следующая узбекская пословица "Не говори, что волка нет, - он в овраге скрылся; не говори, что врага нет, - он под шапкой скрылся" тоже перекликается со словами Шекспира, которые, как модно было говорить на стыке ХХ и XXI веков в РФ, "озвучил" Лаэрт: "Враг есть и там, где никого вокруг".
И опять же, кстати, откровенное невежество всех участников дискуссии по поводу авторства шекспировского канона, естественно, читавших "Гамлета", доказывают слова Офелии, сказанные ею в ответ на приведенные слова Лаэрта: "Не будь как грешный пастор, что другим // Указывает путь тернистый..." Вот уж, действительно, права еще одна узбекская пословица: "Не будь сыном своего отца, будь сыном человека". А до сих пор, возможно, так и не нашлось людей, считающих Шекспира своим "отцом" и учителем, поскольку, наверное, не было людей, которые бы посчитали приведенные слова Шекспира обращенными и к ним самим.
Но действительная трагедия Шекспира даже не в этом. Трагедия Шекспира заключается в том, что со смертью своего единственного сына он потерял человека, которому он мог бы и должен был бы прямо, ясно и точно раскрыть смысл слов, следующих за словами "Это превыше всего...": "Ученик, не знавший учителя, под любую музыку пляшет" (тоже узбекская пословица).
Эзоп говорил: "Муза познается в театре, Киприда в постели, а ум человеческий в речах". Но он же добавлял: "Дайте мне свободу речи, чтобы мог я говорить, не боясь за себя!" Нетрудно заметить, что об этом же говорит и Жак в пьесе "Как вам это понравится". Шекспир знал, что Сократ говорил: "Заговори, чтобы я тебя увидел", но он превзошел Сократа еще и тем, что знал, о чем надо попросить сказать человека, чтобы увидеть этого человека во всей его "красе".
И важнейший урок "Гамлета" заключается в том, что полностью и всесторонне раскрыть сущность каждого, находящегося в возрасте Гамлета и Лаэрта (и Шекспира, к моменту написания им сонетов) человека можно, предложив ему сказать, какой завет он дал бы своему сыну, отправляющемуся в самостоятельное плавание по волнам жизни. И нет ничего очевиднее, что подавляющее большинство людей, в этом отношении, окажется на деле банкротами, не дотягивающими не только до уровня Шекспира, но даже и до уровня считающегося людьми недалеким и не глубоким Полония. Действительно, и сейчас еще, наверное, опасно напоминать всем людям, что думать надо раньше, чем действовать, но уж своим-то детям можно и должно внушать: "Когда в хосте начало, то в голове мочало". И самым ярким проявлением этого является то, что все люди делают детей раньше, чем думают о том, в чем состоит долг родителей. Причем подавляющее большинство людей об этом вообще никогда не думает. И хотя это не очевидно, но именно поэтому подавляющее большинство людей живут не по своему "мнению", а под гнетом мнений других.
Кстати, главная для Шекспира трудность в "Гамлете", все необходимые предпосылки для создания которого уже были отражены в предшествующих "Гамлету" произведениях Шекспира, заключалась именно в определении возраста Гамлета. Он, наверное, знал слова Солона: "В пору седмицы шестой укрепляется разум у мужа, // И необдуманных дел он уж не хочет свершать". Но, наверное, решающим аргументом для него был все-таки возраст Христа. Впрочем, для Шекспира имел значение и его собственный опыт, поскольку его, в начале "слизанное" у Горация, мнение о том, что он должен оставить сыну, приведено уже в его пьесе "Генрих VI".
Естественно, было бы неверно сводить всю проблематику "Гамлета" только к затронутой теме, но, опять же, как говорит узбекская пословица: "Кто малого не понял - и многого не одолеет". И, очевидно, именно поэтому никто из читателей "Гамлета" не удосужился подумать о словах Полония, следующих за словами "Это превыше всего...", и поискать разъяснение их смысла в "Гамлете" и в других произведениях Шекспира. А это и является главным доказательством того, что сказано во втором предложении этой миниатюры.