Чистосердечное признание
Уинстон Леонард Рэндолфович Спенсёр Чёрчилл в своих мемуарах "Вторая Мировая война", продиктованных в 1948-53-м годах, обильно цитирует беседы с Иосифом Виссарионовичем Джугашвили. Одну из них, состоявшуюся вскоре после полуночи 1942.08.16,

===

"Скажите мне, -- спросил я, -- на вас лично так же тяжело сказываются тяготы этой войны, как проведение политики коллективизации?"

Эта тема сейчас же оживила маршала.

"Ну нет, -- сказал он, -- политика коллективизации была страшной борьбой".

"Я так и думал, что вы считаете её тяжёлой, -- сказал я, -- ведь вы имели дело не с несколькими десятками тысяч аристократов или крупных помещиков, а с миллионами маленьких людей".

"С десятью миллионами, -- сказал он, подняв руки. -- Это было что-то страшное, это длилось четыре года, но для того, чтобы избавиться от периодических голодовок, России было абсолютно необходимо пахать землю тракторами. Мы должны механизировать наше сельское хозяйство. Когда мы давали трактора крестьянам, то они приходили в негодность через несколько месяцев. Только колхозы, имеющие мастерские, могут обращаться с тракторами. Мы всеми силами старались объяснить это крестьянам. Но с ними было бесполезно спорить. После того, как вы изложите всё крестьянину, он говорит вам, что он должен пойти домой и посоветоваться с женой, посоветоваться со своим подпаском".

Это последнее выражение было новым для меня в этой связи.

"Обсудив с ними это дело, он всегда отвечает, что не хочет колхоза и лучше обойдётся без тракторов".

"Это были люди, которых вы называли кулаками?"

"Да, -- ответил он, не повторив этого слова. После паузы он заметил: -- Всё это было очень скверно и трудно, но необходимо".

"Что же произошло?" -- спросил я.

"Многие из них согласились пойти с нами, -- ответил он. -- Некоторым из них дали землю для индивидуальной обработки в Томской области, или в Иркутской, или ещё дальше на север, но основная их часть была весьма непопулярна, и они были уничтожены своими батраками".

Наступила довольно длительная пауза. Затем Сталин продолжал: "Мы не только в огромной степени увеличили снабжение продовольствием, но и неизмеримо улучшили качество зерна. Раньше выращивались всевозможные сорта зерна. Сейчас во всей нашей стране никому не разрешается сеять какие бы то ни было другие сорта, помимо стандартного советского зерна. В противном случае с ними обходятся сурово. Это означает ещё большее увеличение снабжения продовольствием".

Я воспроизвожу эти воспоминания по мере того, как они приходят мне на память, и помню, какое сильное впечатление на меня в то время произвело сообщение о том, что миллионы мужчин и женщин уничтожаются или навсегда переселяются. Несомненно, родится поколение, которому будут неведомы их страдания, но оно, конечно, будет иметь больше еды и будет благословлять имя Сталина. Я не повторил афоризм Бёрка: "Если я не могу провести реформ без несправедливости, то не надо мне реформ". В условиях, когда вокруг нас свирепствовала мировая война, казалось бесполезным морализировать вслух.

===

наши попы либерального прихода (употребляю это выражение по аналогии с популярным в советское время обозначением догматиков "попы марксистского прихода") пересказывают кратко: "Сталин признался Черчиллю, что убил десять миллионов крестьян".

Конечно, Чёрчилл -- не стенограф и даже не историк. Не зря мемуары принесли ему Нобелевскую премию не по науке (какой бы то ни было), а по литературе. Но всё же расхожий пересказ представляется мне несколько упрощённым.

Со своей же стороны отмечу: лично мне не известен ни один пример действительно серьёзной реформы, которую невозможно было бы отвергнуть по критерию Бёрка.