Глава XVI.
РАЗГОВОР У КОСТРА

Селина сидела у костра возле хижин в обществе Айленда и Марии. Между ними шла оживленная беседа. Жан вообще в последнее время стал замечать, что Селина отдает предпочтение компании Вира и Марии. По временам около костра появ­лялся Као, Кемалиус, Марио и Замет Эль-Рияр.
Жан уже свыкся с тем, что костер горит около их хижин круглые сутки, собирая по временам вокруг себя веселые ком­пании.
— Тысяча сто! — приветствовали они сидевших.
— Тысяча сто! — отозвался за всех Вир Айленд, откусывая жареную баранину с вертела. — Садитесь к нам.
Селина и Мария приветствовали подошедших улыбками. Жан невольно улыбнулся в ответ — лицо Селины было смешно измазано бараньим соусом и соком черники, которую она ела из глиняного горшочка, стоявшего перед ней.
Она вообще была еще как ребенок, и выглядела совсем смешно. Урча от удовольствия, она всаживала свои жемчуж­ные зубки в белое мясо рябчика, успевая всыпать себе в рот две-три пригоршни черники. Она улыбалась во весь рот и бе­лый сок стекал по губам и щекам и это умиляло окружающих.
Жан, Мишель и Жерве немедленно присоединились.
— Тысяча сто! — прозвучал сзади негромкий голос.
Жан обернулся — перед ним стоял Ночной Мститель. Он был как всегда раздет по пояс, в светло-серой чалме и свело-серых штанах. Руки его были засунуты в карманы, а на груди темнела красивая большая татуировка — огромный лев, кото­рый встал на дыбы и готовился к последнему прыжку; с шеи свисала тонкая серебряная цепочка, на которой висел причудливой формы змеевидный амулет.
— Садись, Замет! — кивнул Айленд. — Приступай с нами к делу.
Жан проводил взглядом севшего между ним и Мишелем Замета и снова принялся есть, посматривая по временам на Пришельца. Негромкая беседа в этом кругу не доходила до сознания Жана; он с удивлением отметил про себя, что Селина тепло и с вниманием относится к мрачному Замету и довольно часто заговаривает с ним.
Скоро к обедающим подсели Као и Кемалиус. Чуть позже подошел Марио ди Сента с подносом, на котором дымились две печеные утки. Последним подошел Антонио Бланка, который опоздал из-за того, что на посту долго не было смены.
Компания собралась вообще довольно пестрая и разнооб­разная. Все с удовольствием веселились.
— Между прочим, много есть вредно, — заметил Марио, когда Вир потянулся за новым куском баранины, — от большо­го количество еды люди толстеют.
— Призываю логику в свидетели, — проурчал Вир, вце­пившись зубами в новый кусок мяса, — я ем много, отчего я толстый. Это ясно. Но, разве я вредный?
— Ты у нас замечательный,.— сказала Мария.
— Все слышали? — с довольным видом осведомился Айленд, задрав свой нос. — Теперь продолжим логические умозаключения. Ты ешь мало, и ты от этого тощий.
Дружно грянул всеобщий хохот.
— Так вот, — продолжал Вир, — и от того, что ты тощий, ты вредный. Особенно, когда завидуешь чужому аппетиту.
— И что из этого следует? — с наивным видом спросил Марио, прожевывая кусок.
— А то, что я от еды добрею, а ты от недостатка аппетита постоянно злишься на тех, кто этим не страдает, — немедлен­но выпалил Айленд, — а из этого следует, что есть полезно, а недоедать очень вредно.
— Если так,то пришло время стать злым, — заметил Марио, поскольку сейчас у нас идет война.
— Между прочим, — сказал, поперхнувшись Вир — сегод­ня тридцать первое июля, а завтра — праздник, который для нас второй по значению, — День Матерого Духа.
Все разом ахнули.
— Вот тебе и на! — воскликнул Кемалиус, хлопнув ла­донью по колену. — А мы совсем забыли с этими вояками, не­сущими на своих зажравшихся животах кресты святой католи­ческой церкви.
— Неужели это так пройдет? — огорченно проговорил Ми­шель. — Весь день биться и на похоронах убитых справлять
праздник?
— Я думаю, Вигор хорошо об этом подумал, — задумчиво произнес Вир, мне кажется, он все давно предвидел и наверня­ка решил, что делать.
Настало всеобщее молчание, которое никто долго не ре­шался нарушить.
— Тысяча сто! — раздался сзади уверенный низкий голос.
Все обернулись. Это был Висенте, который известен как Мраморный Лев. С ним подошли Николас Бернариус, Алонсо, Гросс, ди Армада и Марко ван дер Лин. Разговор стал веселее.
— Я представляю себе любовь в виде Сиреневого Экстрак­та, — совершенно неожиданно произнес Жан.
Все удивленно посмотрели на Белого Орла, который за­стыл в сидячей позе, блуждая глазами по огню. Даже Селина приподняла брови и с легкой улыбкой посмотрела в лицо Жа­на.
Только лицо Као вскинулось и загорелось огнем. Вечный Холод метнул недоумевающий взгляд на Белого Орла. Жан по­смотрел на него и понял, что их мысли оказались близнецами. Объяснение этому найти сразу он не смог.
— Ну и ну.., — серьезно проговорил Вир без тени своей традиционной улыбки.
Воцарилась тишина: кто-то снова принялся за еду, кто-то застыл в задумчивой позе... Жан долго изучал взглядом Као и не заметил, как от костра отошли Гросс, Антонио, Мишель, Жерве и Вир с Марией. Он очнулся, когда сидел рядом с Сели­ной в обществе Марио, Кемалиуса и Као.
— Ты мой сумасшедшенький, — улыбнулась Селина и по­гладила по голове Жана, — что тебе мерещится?
Жан улыбнулся в ответ.
— Ему не мерещится, — улыбнулся и Као, — он на мгно­вение увидел истину в точке и сказал это машинально вслух. В такой форме.
— Истина? — улыбнулся Кемалиус. — В чем же она здесь, Као?
— Я не в силах объяснить, — развел руками Као, — только могу сказать, что я это отлично почувствовал.
— Но как? — продолжал удивляться Кемалиус. — Как ты это мог почувствовать, исходя лишь из слов?
— В пересечении их свободных двойников, — сказал уве­ренно Марио, доселе молчавший. Они были где-то рядом и столкнулись в одной точке. Я тоже это почувствовал, уловил мысли вас обоих.
— Но любовь в виде Сиреневого Экстракта... Возможно ли такое вообще? — не унимался Кемалиус. — Чем эта любовь может быть продиктована?
— Чувством в пространстве, — сказал Жан, — там он до­ступен любому... Экстракт изготовлен из сирени.
— О, это действительно прекрасно! — мечтательно воск­ликнула Селина со смехом и посмотрела на звезды, которые вечер разжег над Вергилем, — я думаю, что формулы этого экстракта не найти, но его можно почувствовать.
Жан еще крепче обнял Селину, но не произнес ни слова. Вокруг костра воцарилось молчание.