|
|
Пишет Генеральный консультант по (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} azatiy)@ 2007-11-03 01:06:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
"вечная россия"
И все же главным источником побочных доходов полицейских были не поборы с мелких мастерских, а взятки за все и вся. Причем взятки делились на дозволенные почти официально и те, за которые полицейских все-таки иногда наказывали. К первым относились главным образом праздничные подношения.
...
Одним из правил легковым извозчикам запрещалось брать больше двух седоков. И если городовой замечал третьего лишнего в пролетке, он немедленно доставал свой блокнот, чтобы записать номер нарушителя. А затем происходила стандартная сцена. Извозчик вопил "Берегись!", а не "Поберегись!", как обычно кричали пешеходам. Это служило своеобразным знаком раскаяния, вслед за чем "ванька" бросал под ноги городовому монету не меньше чем в 20 копеек. А страж порядка наступал на нее ногой и ждал удобного момента, чтобы поднять. Инцидент можно было считать исчерпанным.
...
Куда больше городовые зарабатывали на страхе перед ночевкой "под шарами". В те времена полицейские участки располагались в одних зданиях с пожарными командами, на крышах которых, на каланчах, поднимали сигнальные шары, чтобы оповестить соседние участки о пожаре и его размерах. Так что всем попавшим в участок за пьянство или непотребное поведение на улице предстояло ночевать именно под шарами.
Судя по описаниям современников, этот вид полицейского сервиса не пользовался большой любовью у подданных империи. Камеры были невероятно грязны и кишели насекомыми. Ничего странного в этом не было. Санитарный надзор входил в компетенцию полиции, но сама себя она, понятное дело, не проверяла. Так что желающих побывать в подобных условиях, да еще в компании с уголовниками находилось немного. Чем и пользовались городовые. Заметив выпившего или сквернословящего представителя "недостаточных сословий", они задерживали нарушителя и обещали препроводить его "под шары", после чего чаще всего тут же получали отступные.
...
Время от времени на поборы городовых начинало поступать так много жалоб, что высокое начальство требовало навести порядок, изгнать мздоимцев и набрать "безусловно честных в денежном отношении людей". Санкт-петербургский градоначальник генерал-адъютант Ф. Ф. Трепов затеял реформу столичной полиции, ввел правила приема на службу и серьезное обучение полицейских офицеров и городовых. Но после его ухода реформа заглохла, и, как отмечал в изданном в 1881 году труде питерский полицейский офицер, обнародовавший свои наблюдения, но не свою фамилию, от вновь принимаемых на службу городовых требуется только "наружная честность". По сути же все оставалось без изменений. Хорошо проявивших себя постовых переводили на более доходные места -- на центральные улицы или в районы богатых аристократических дворцов или купеческих особняков. А провинившихся городовых отправляли на пролетарские и люмпенские окраины, чтобы они впредь знали, что с начальством нужно делиться, причем отнюдь не медными копейками.
Даже самые крупные виноторговцы не гнушались дешевые бессарабские и крымские вина «в соединении с черникой превращать в заграничное вино». Густоту разбавленному пиву придавали «прибавкой» к нему глицерина, а запах хмеля заменяли запахом мускатного ореха. В квас по той же причине клали поташ и соду.
Хлеб из испорченной муки тоже заправляли поташем, содой и патокой. Вместо килек продавали салаку, а из испорченных килек «приготавливали анчоусы, соблазнительно свернутые в колечки». Ржавая селедка вымачивалась в можжевеловой воде. Жидкий жир (олеин) смешивался с деревянным маслом (олифой) и продавался уже как прованское масло.
Фруктовые наливки «не имели в себе и следа фруктового сока». Это была смесь слабого спирта с водой, глицерином и фруктовыми эссенциями. Обычно эту гремучую смесь окрашивали анилином (текстильным красителем), а чаще – фуксином (мышьякосодержащим веществом). «Самое незначительное употребление этих наливок возбуждает тошноту», – писала газета.
Еще петербургские «умельцы» конца прошлого века «фабриковали сотовый мед, никогда не видевший ни улья, ни пчел». Это была смесь сахарного сиропа с крошками пчелиных сот. Торговцы чаем умудрялись ароматизировать плохой, испорченный или даже испитый чай розовым маслом, разбавленным в спирте. Дороговизна шампанского вызвала в то время появление подделок в виде лимонада с коньяком, или просто какой-то подслащенной водицы, но с фирменными этикетками «Редерер». Дешевизну этих «вин» объясняли их кражей из винных погребов знатных особ.
Рыбные торговцы тоже не плошали: неискушенному покупателю могли всучить вместо сигов красноперку, вместо ряпушки – мелких сижков, вместо корюшки – мелких судачков, а вместо лещей – язей.
Однако всех в этом деле переплюнули торговцы специями – для увеличения веса они продавали толченый красный перец пополам с тертым кирпичом!
И все же главным источником побочных доходов полицейских были не поборы с мелких мастерских, а взятки за все и вся. Причем взятки делились на дозволенные почти официально и те, за которые полицейских все-таки иногда наказывали. К первым относились главным образом праздничные подношения.
...
Одним из правил легковым извозчикам запрещалось брать больше двух седоков. И если городовой замечал третьего лишнего в пролетке, он немедленно доставал свой блокнот, чтобы записать номер нарушителя. А затем происходила стандартная сцена. Извозчик вопил "Берегись!", а не "Поберегись!", как обычно кричали пешеходам. Это служило своеобразным знаком раскаяния, вслед за чем "ванька" бросал под ноги городовому монету не меньше чем в 20 копеек. А страж порядка наступал на нее ногой и ждал удобного момента, чтобы поднять. Инцидент можно было считать исчерпанным.
...
Куда больше городовые зарабатывали на страхе перед ночевкой "под шарами". В те времена полицейские участки располагались в одних зданиях с пожарными командами, на крышах которых, на каланчах, поднимали сигнальные шары, чтобы оповестить соседние участки о пожаре и его размерах. Так что всем попавшим в участок за пьянство или непотребное поведение на улице предстояло ночевать именно под шарами.
Судя по описаниям современников, этот вид полицейского сервиса не пользовался большой любовью у подданных империи. Камеры были невероятно грязны и кишели насекомыми. Ничего странного в этом не было. Санитарный надзор входил в компетенцию полиции, но сама себя она, понятное дело, не проверяла. Так что желающих побывать в подобных условиях, да еще в компании с уголовниками находилось немного. Чем и пользовались городовые. Заметив выпившего или сквернословящего представителя "недостаточных сословий", они задерживали нарушителя и обещали препроводить его "под шары", после чего чаще всего тут же получали отступные.
...
Время от времени на поборы городовых начинало поступать так много жалоб, что высокое начальство требовало навести порядок, изгнать мздоимцев и набрать "безусловно честных в денежном отношении людей". Санкт-петербургский градоначальник генерал-адъютант Ф. Ф. Трепов затеял реформу столичной полиции, ввел правила приема на службу и серьезное обучение полицейских офицеров и городовых. Но после его ухода реформа заглохла, и, как отмечал в изданном в 1881 году труде питерский полицейский офицер, обнародовавший свои наблюдения, но не свою фамилию, от вновь принимаемых на службу городовых требуется только "наружная честность". По сути же все оставалось без изменений. Хорошо проявивших себя постовых переводили на более доходные места -- на центральные улицы или в районы богатых аристократических дворцов или купеческих особняков. А провинившихся городовых отправляли на пролетарские и люмпенские окраины, чтобы они впредь знали, что с начальством нужно делиться, причем отнюдь не медными копейками.
Даже самые крупные виноторговцы не гнушались дешевые бессарабские и крымские вина «в соединении с черникой превращать в заграничное вино». Густоту разбавленному пиву придавали «прибавкой» к нему глицерина, а запах хмеля заменяли запахом мускатного ореха. В квас по той же причине клали поташ и соду.
Хлеб из испорченной муки тоже заправляли поташем, содой и патокой. Вместо килек продавали салаку, а из испорченных килек «приготавливали анчоусы, соблазнительно свернутые в колечки». Ржавая селедка вымачивалась в можжевеловой воде. Жидкий жир (олеин) смешивался с деревянным маслом (олифой) и продавался уже как прованское масло.
Фруктовые наливки «не имели в себе и следа фруктового сока». Это была смесь слабого спирта с водой, глицерином и фруктовыми эссенциями. Обычно эту гремучую смесь окрашивали анилином (текстильным красителем), а чаще – фуксином (мышьякосодержащим веществом). «Самое незначительное употребление этих наливок возбуждает тошноту», – писала газета.
Еще петербургские «умельцы» конца прошлого века «фабриковали сотовый мед, никогда не видевший ни улья, ни пчел». Это была смесь сахарного сиропа с крошками пчелиных сот. Торговцы чаем умудрялись ароматизировать плохой, испорченный или даже испитый чай розовым маслом, разбавленным в спирте. Дороговизна шампанского вызвала в то время появление подделок в виде лимонада с коньяком, или просто какой-то подслащенной водицы, но с фирменными этикетками «Редерер». Дешевизну этих «вин» объясняли их кражей из винных погребов знатных особ.
Рыбные торговцы тоже не плошали: неискушенному покупателю могли всучить вместо сигов красноперку, вместо ряпушки – мелких сижков, вместо корюшки – мелких судачков, а вместо лещей – язей.
Однако всех в этом деле переплюнули торговцы специями – для увеличения веса они продавали толченый красный перец пополам с тертым кирпичом!
