|
|
не забывай, в какой сране ты живешь, и какая ответственность за это есть
Кто не в силах понять, тому следует принять на веру. И готовиться. Объяснять детям, если они не похожи на титульный народ-гегемон, что они должны быть всегда начеку. Что этим детям нужно бояться не только маньяков и хулиганов, но и тех, кто хочет их убить лишь за карие глаза, татарский акцент или желтую кожу. Не переживайте, дети не травмируются. Я выросла в перестройку на спившейся рабочей окраине, где постоянно находили трупы, где ломились в двери, убивали милиционеры, где на детей из интеллигентных семей охотились дети пропойц и где дяденьки с конфетами ходили по детским площадкам без страха. Наши родители работали в центре, мы с подружками с утра и до ночи были предоставлены себе. И никого из нас, в отличие от теперешних детей, не удалось заманить конфетой или котенком. Мы просто твердо знали, что нас могут убить. И ничего, не умерли от страха.
Держитесь начеку, это первое.
Второе — говорите об этом. Все пишущие, все обитатели соцсетей сейчас должны выступить в защиту своих родственников, друзей, соседей -манов, -штейнов, -бергов, -тдиновых, -медовых, -швили и т.д. Не затем, чтобы напугать власть своим единым антифашистским фронтом — власть с этой дороги уже не свернет. Мы должны говорить вслух о своей нормальности, о своей человечности и о своем отвращении к нацизму. Это — помощь нашим друзьям и соседям, которых угораздило родиться в смутное время без фамилии «Иванов», но с длинным носом, татарскими глазами или черной кожей. Поверьте, они будут чувствовать в этой стране все большую опасность. Публичное осуждение нарождающегося нацизма — это наш вклад в ощущение ими безопасности.
Я помню, как в Тюмени, кажется, после убийства Егора Свиридова, я увидела страшные листовки и узнала, что возле моего дома собрался марш наци. В новостях писали, что они обещают погромы. Все, о чем я тогда думала, это о своем муже, который мог выйти из дома и получить по голове только потому, что его папа был казах. Я попросила мужа не выходить в тот день из дома. И с тех пор я хорошо понимаю это щемящее чувство небезопасности.
И не думайте, будто в XXI веке, в стране, победившей нацизм, власть не посмеет разыграть национальную карту. И не думайте, будто описываемый многими сценарий бросания инородцев под ноги голодной толпе — плод воображения паникующей интеллигенции.
Польша, потерявшая почти 3 млн евреев, показала, что и после Холокоста возможны погромы. В 1967 году Гомулка с Брежневым придумали, как заглушить нарождающийся социально-экономический протест антисионистскими лозунгами. Началась охота на евреев, выступления крестьян перенаправили на борьбу с сионистами, студенческие демонстрации против цензуры обернулись лозунгами «Сионисты — в Сион», началась охота. Из почти 400 тысяч евреев, вернувшихся в Польшу после войны и выживших, к концу 1970 года в Польше остались менее 6 000 человек. Гомулка, кстати, тоже не усидел, однако вернуть в Польшу эти почти 400 тысяч евреев так и не удалось.
История говорит, что возможно все. Сейчас она говорит особенно громко. И если вчера история обращалась к нам голосом бритоголовых подростков с рабочих окраин, то сегодня она говорит голосами Скойбеды и Сунгоркина. Когда она заговорит голосом Путина, будет поздно.
|
|
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small}
azatiy)
