|

|

Салтыков-Щедрин - на веки вечные
В пояснительной записке к законищу присутствует совершенно прекрасный оборот "пресечение идей". Он об авторах закона и об обстановке среди тех, кто там голосует, говорит вообще всё.
Родные мои законодвижители на жалованьи и примкнувшие к ним законотворцы на общественных началах от товарища майора. Я полагаю, что вы люди верующие, сейчас это модно.
Так вот, когда вы попадёте в ад, - а вы туда попадёте, не сомневайтесь (я, как безбожный атеист, связался с Сатаной и договорился насчёт вас) - то вам там вырежут языки, выколют глаза и отрубят конечности. Не садизма ради, но токмо "пресечения идей" для: чтобы вы, "надёжа России", варились в собственном соку всю оставшуюся вечность; без возможности обсудить создавшееся положение дел иначе, нежели через ритмичное попукивание, которого собравшиеся не понимают. За что вас так? А за то, что вы пытаетесь запретить то, чего вообще не понимаете. За "пресечение идей".да, как сейчас помню: Вон видите, в углу сидит субъект в синем вицмундире, который делает рукою движение, как будто закупоривает? Это педагог. У него имеется целый педагогический план, ближайшая цель которого — истребление идей. Не одних только «вредных» идей, а идей вообще. Он пробовал даже применить этот план в одном из здешних воспитательных заведений, но задача оказалась до того грандиозною, что он первый пал под ее тяжестью и очутился в числе моих пациентов. Товарищи по больнице его недолюбливают и боятся: он слишком беспощаден, слишком логичен в своем помешательстве. Один только господин Поцелуев не только не боится его, но смеется над ним и называет не иначе, как старым, изъеденным молью треухом. И что всего замечательнее, педагог не только не обижается этим, но говорит, указывая на вашего племянника: вот мой идеал! вот чем, по моему плану, должно бы быть все молодое поколение!
Действительно, в углу комнаты сидел небольшой и до крайности мизерный человечек, который проворно делал руками загадочные движения, как будто закупоривал ими какой-то воображаемый сосуд. Закупорит один сосуд — и отбросит в сторону, потом примется закупоривать другой сосуд — и опять отбросит. И в то же время другою рукою шарит в воздухе около себя, как будто ищет, не спряталось ли где-нибудь еще что-нибудь, что можно было бы закупорить. По наружности этого субъекта нельзя было определить его лета. Лицо у него было старческое, дряблое, усталое, но глаза молодые, которые так и бегали по всему пространству комнаты.
— Господин Елеонский! потрудитесь пожаловать к нам! — обратился к нему доктор.
Человечек встал как встрепанный и, повиливая спиною, мелкими шажками подбежал к нам.
— Ну-с, много сегодня закупорили молодых людей!
— Понемножку, господин доктор! понемножку — хе-хе! по мере слабых моих сил! — отвечал Елеонский необыкновенно мягким, почти женским голосом, от которого, несмотря на его мягкость, меня подрал по коже мороз. — Я-то свое дело делаю, — вот другие-то плохо содействуют! Один за всех-с!
— Ну, вы и без помощников выполните свою задачу! А покуда оставьте-ка на время ваши занятия да расскажите господину «провинциялу», в чем заключается ваш педагогический план.
— Хе-хе! это насчет мальчиков-с? Извольте, сударь, извольте!
|
|