вопрос
Когда удастся вывалить из головы всякий дневной бред, заходя, вот как сейчас, под полуночь во двор с относительно пустой душой - ведь только тогда начинаешь себе примерно соответствовать - то пониемашь, что задаешь себе постоянно какой-то вопрос, глядя по сторонам, на мутно-розовое небо, на мертвые машины, спящие во мгле ночной, на свои ступни, регулярно выдвигающиеся внизу, управляемые - ап! - и остановились.

Когда-то этот вопрос бывал часто о смерти, в бою ли в странствии и т.д., потом стал как-то приблизился и стал о смысле, каком-то смешном "призвании" - а сейчас, понимаю уже который раз, он стал совсем простой: "что мне со всем этим делать?" . Вопрос совсем приблизился и обволок тело, обтек кожу. Будто если его понять, то и остальные вопросы сразу разрешатся, отвалятся сами собой. Как если бы седеющий от нехватки боеприпасов майор протер окуляры бинокля, и обнаружил, что на месте вражеской гаубицы упавший на забор фонарный столб, а оружейный расчет - балбесы, удравшие с урока геометрии. Что мне теперь с ними делать.

Странное переживание - знать, что сейчас рука поднимается и распрострет три пальца, загодя изворачивая в воздухе комбинацию 3 из 10 на ДЭЗовском подъездном замке, как истребитель повстанцев, влетающий в люк орбитальной станции, - и зная это будущее, следовать по паттернам, к нему проложенным, зная свою власть остановить и изменить траекторию, но никогда не нарушая ее (может быть, из подозрения, что бегство прочь только подчеркнет крепость этой канатной дороги, по которой "с вами я", милые френды). Можно остановить руку, как прежде ботинок, позволить попомавать пальцам перед собой, покрутить кистью, как инструментом, - мироздание позволит тебе сделать это, как прыгуну в высоту позволено перешнуровать ботинки перед ответственным стартом. И точно, поглазев на руку, бросив быстрый взгляд на кирпичную стену, на вывеску журнала (вчера лежала на земле), снова ощутив кожу лица, я вижу, как я попадает отростками руки по холодным островочкам железа и идет вверх, и я могу только как-то странно вытянуть эти его руки немного вперед, будто собираясь принять какую-то крупную кринку из несуществующей русской печи