|
|
Пишет bars_of_cage (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} bars_of_cage)@ 2006-02-09 05:23:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
колбы с ртутью
http://community.livejournal.com/terra_
В дискуссии, вызванной моим легкомысленным вопросом,![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif)
lena_shagina@lj, отвечая iad@ljу, заметила следующее:
"их (ivanov_petrov@lja & bars_of_cage@lja - b.o.c.) не количество слов интересует. А нечто вроде "семантической мощности языка". И что размер лексического запаса и толщина словаря -- не одно и то же, они (ivanov_petrov@lja & bars_of_cage@lja - b.o.c.) вполне понимают". Я опасаюсь говорить за шефа (хотя за сегодняшний вечер-ночь почувствовал себя совершенно Петькой при Василии Ивановиче), но хоть за себя скажу, прежде чем рухнуть в постель.
Думая о всех этих языковых штуках, читая комментарии специалистов, - за мячами которых бегаю по лаун-полю с ракеткой от пинг-понга, - не могу побороть ощущения, будто я инстинктивно понимаю, о чем идет речь, но то, что я понимаю, хочет уйти под слова, не задерживаясь, как алкоголик под пробку. Под словами, наверное, есть слой, где переплетены корешки разных словоформ, грибница одного корня, и прочее лингвистическое. Но ниже под словами есть еще невидимый слой наговоренного, бесконечные запаянные колбы, где эти слова кипят, произнесенные людьми. И от тепла этого слоя зависит, какие лозы взойдут из этих корешков над ними. "Семантическая мощность языка" складывается из плотности слов, приобретенной в чужом владении, тем, какие дополнительные смыслы возникают в моем сознании при произнесении этих слов, как добровольной смычке с этими кипящими колбами. Медиумический сеанс. "Рубаха" будет для меня, скажем: "где мои 17 лет...", смертными рубахами братьев-промышленников из рассказа Шергина и т.д., а das Hemd - рубашкой casual из магазина, как бы ни убеждали меня словари в близости этих слов; "солнце" - по-русски теплое и желтое, а по немецки die Sonne - астрономический объект, и т.д. Это, конечно, как бы субъективное - прочувствовал глубину под русскими словами, а под немецкими нет, - но есть ведь здесь и объективное. Как бы избежать упреков в расизме и не обвинять эскимосов. Я испанский бы выучил только за то, что им парарам Борхес. Может быть, Кафка частично компенсирует тот удар, который нанес по словам Шиллера нацизм. Пушкин наше все, потому что ему принадлежат слова "зима", "вновь" и "звуки", и мы вынуждены ежедневно трогать их, как магнитный диск турникета, латунный пистолет матроса на "Пл.Революции" или колени старейшины рода. Пользуюсь речью, как бы складывая свои смыслы из чужих - и чем больше в моей речи не-моего, тем неожиданней, точнее и "семантически мощнее" она получается. Прибегаю к словам, как прокладчик маршрута к Плутону - говорят, космические зонды вводят в зоны гравитации планет, чтобы разогнать близостью чужих масс.
http://community.livejournal.com/terra_
В дискуссии, вызванной моим легкомысленным вопросом,
lena_shagina@lj, отвечая iad@ljу, заметила следующее:"их (
ivanov_petrov@lja & bars_of_cage@lja - b.o.c.) не количество слов интересует. А нечто вроде "семантической мощности языка". И что размер лексического запаса и толщина словаря -- не одно и то же, они (ivanov_petrov@lja & bars_of_cage@lja - b.o.c.) вполне понимают". Я опасаюсь говорить за шефа (хотя за сегодняшний вечер-ночь почувствовал себя совершенно Петькой при Василии Ивановиче), но хоть за себя скажу, прежде чем рухнуть в постель. Думая о всех этих языковых штуках, читая комментарии специалистов, - за мячами которых бегаю по лаун-полю с ракеткой от пинг-понга, - не могу побороть ощущения, будто я инстинктивно понимаю, о чем идет речь, но то, что я понимаю, хочет уйти под слова, не задерживаясь, как алкоголик под пробку. Под словами, наверное, есть слой, где переплетены корешки разных словоформ, грибница одного корня, и прочее лингвистическое. Но ниже под словами есть еще невидимый слой наговоренного, бесконечные запаянные колбы, где эти слова кипят, произнесенные людьми. И от тепла этого слоя зависит, какие лозы взойдут из этих корешков над ними. "Семантическая мощность языка" складывается из плотности слов, приобретенной в чужом владении, тем, какие дополнительные смыслы возникают в моем сознании при произнесении этих слов, как добровольной смычке с этими кипящими колбами. Медиумический сеанс. "Рубаха" будет для меня, скажем: "где мои 17 лет...", смертными рубахами братьев-промышленников из рассказа Шергина и т.д., а das Hemd - рубашкой casual из магазина, как бы ни убеждали меня словари в близости этих слов; "солнце" - по-русски теплое и желтое, а по немецки die Sonne - астрономический объект, и т.д. Это, конечно, как бы субъективное - прочувствовал глубину под русскими словами, а под немецкими нет, - но есть ведь здесь и объективное. Как бы избежать упреков в расизме и не обвинять эскимосов. Я испанский бы выучил только за то, что им парарам Борхес. Может быть, Кафка частично компенсирует тот удар, который нанес по словам Шиллера нацизм. Пушкин наше все, потому что ему принадлежат слова "зима", "вновь" и "звуки", и мы вынуждены ежедневно трогать их, как магнитный диск турникета, латунный пистолет матроса на "Пл.Революции" или колени старейшины рода. Пользуюсь речью, как бы складывая свои смыслы из чужих - и чем больше в моей речи не-моего, тем неожиданней, точнее и "семантически мощнее" она получается. Прибегаю к словам, как прокладчик маршрута к Плутону - говорят, космические зонды вводят в зоны гравитации планет, чтобы разогнать близостью чужих масс.
