Эзопов язык
Говорение «между строк» считается вынужденной мерой говорящего при политических несвободах. Но качество слова только возгоняется при таком его вынужденном ограничении, как от взаимоотношений с каноном только уточняется мысль иконописца.

Непрямое высказывание в образах оставляет между сообщением и восприятием зазор, в котором слушающий может порезвиться своим параллельным соображением. Оно оставляет мысли ее изначальную недосказанность, неопределенность, вариативность, непоследовательность, парадоксальность. Его нельзя однозначно истолковать, оцифровать и, переворотив знак, вернуть автору, как в фильмах про Сталинград красноармеец успевает возвратить в окно, как ошибочную корреспонденцию, свежезакинутую гранату.

Образное высказывание действует иначе - китовым усом, который алеуты сворачивают на морозе в спираль и заливают жиром. Бедный песец, сожравший подарок, уйдет немногим дальше, чем на капканной цепи. Эту цепь не перегрызешь, разве только выгрызешь ее из себя – вместе с животом.

Христос, после ветхозаветных циркуляров, говорил притчами, конечно, не потому, что вуалировал прямые призывы, а потому что желал донести сложную дробь своего сообщения, не округляя ее до целых чисел политических слоганов. Не думаю, что его могла привлечь сократовская модель поиска истины – охота на истину, как на волка, с красными флажками диалога, вытеснение ее цвангцугом в квадратный загон арифметики. «Майкрософт» мог бы указывать эллина в своем списке наряду с Фраунхофером.

С истиной соседствует хороший вкус. То, что пролетариат считает кризисом воли, есть избыток честности. Говорящий прямо в лучшем случае заблуждается, а чаще всего лжет. Инвектива Мура так же лжива, как декламация Буша. И то и другое – риторика: хорош – плох. Да – нет. Один – ноль. Сократ победил Христа.

И очень трудно не сорваться и не перестать говорить баснями. Шаг влево – и ты нуль. Шаг вправо – единица, по законам несократовской арифметики равная тому же нулю.