какое-то неявное. Про болотистый лес и т.п.
Неочевидность - с утра, еще до выхода в город, решил поставить яву и оперу на пальм: райские сочетания, нужные мне для некоей возможной поездки. И вкратце (вкрадце, как однажды написала мне на мэйл юзер k.), подумал о том, как неочевиден этот мир, становящийся нормой. Что-то похожее писал rasteehead@lj: сленг новых времен кажется марсианским даже глазам собственного детства. Стукнуть себя в грудь, поддеть ногтем зуб: "Гаджетом буду!" - но организм живет еще в старом свете: гаджет-лаг.

Вспомнил как проминается оранжевый мох под черным сапогом - от жары нарочно опускаешь ногу в водянистое местечко, и через несколько секунд чувствуешь, как разливается блаженный холод в разгретом солнцем сапоге. Я бывал в лесу в детстве, когда ходили с отцом - это были системообразующие переживания. Зацепившаяся за корягу леска, поплавок из винной пробки, вдруг наполняющийся мелким дрожанием, от которого по воде расходилась мелкая волна, и потом крупные повторные провалы его вниз, и шепот папы: "подождиподожди, дергай!!" - и черный полосатый окунь пересекал светящееся небо и повисал, биясь, на июльской сосенке, как дар на новогодней елке. Потом костер, уха, горка распадающихся рыбных телец на бересте: выпученными губами, помогая языком, выбираешь от скелета сначала одну, затем другую длинненькую половину спинки, затем подцепляешь тоненькое мясо с бочков, осторожно, чтобы не оторвать ребрышки,  - все это под привычное, как махание хвостом, пыхтение - отдуваешь волосы с лица, вторым дувом - витиевато заплутавшего комара, так что тот влетает в кружку с ухой, и заодно вслед ему отплевываешь незамеченную кость, и очумевший комар, оправившийся было, опять пикирует, на сей раз в булыжную гору соли крупного помола - но тут папа указывает на сойку в ветвях, и пока ты ищешь ее в сквозящем, истлевающем в свете переплетении ветвей - потихоньку подкладывает уже готовые к поеданию белые кусочки. Потом ночная избушка, разбирательства со свечкой, горячий парафин, которым можно было капнуть на подушечку пальца, - его горячесть была на грани выносимости, но всегда выносима (приятности совпадения ожиданиям было больше, чем страха непредсказуемости) - и потом подцепить и снять шкуркой - и на воске был отпечаток пальца, со всем тонким рисунком критского лабиринта. Сон на бревенчатых полатях, поверх улежанных - убитых, как замечательно определяет это состояние русская литература,- ватников. Перекатываешься и укладываешься, находя оптимальное совпадение своих ребер, тоже не слишком прикрытых, с рельефом начерно обтесанных кольев - и едва, уговорив себя на компромисс, закрываешь глаза, как возникает поплавок, всегда дрожащий, и вдруг уходящий в глубину - секунда, навечно зафиксированная в закольцованном *.gif 'е. Потом, заслышав железный шум, поднимаешь голову, и видишь озаренное лицо отца, глядящего в огонь буржуйки с поленцем в руке - тогда я еще не знал про тот день, когда придет телеграмма про смерть моего деда, что он так же молча будет глядеть в огонь печи, уже нашей архангелогородской голландки. И этот огонь, этот скрип я сам буду вспоминать.

Но самый последний раз я был в тех краях уже в сознательном возрасте - мы с отцом оказались на болоте (около Котцова, что ли, озера?). Я в тот год, помню, беспокоился за его бодрость, но он в родных лесах оживился так, что я еле поспевал за ним, взмокнув в ватнике. И в какой-то момент - он описывал круги и зигзаги, что-то отыскивая и проверяя - помню, взмолился, что лучше подожду его. И остался один, нашел белый сухой ягелевый холмик и лег на него. И уже немного понимающим взглядом осмотрелся вокруг, и, в общем, поразился этому устроению мира вокруг. Жаркие неопределимые запахи, насыщенный зуд комарья, золотые мхи. Поглядел под себя - зеленый шерстистый, очень влажный мох в глубине, седеющий и сушеющий к кончикам, белые конструкции ягеля поверх. Какие-то травки, веточка вороники с черным глазом. Все было так сложно, так переплетено, и во всем этом не было человека, и (но) все это неоспоримо было. Доисторический мир, до отказа насыщенный смыслом, совершенно неприменимым и неистолковываемым. Поднял голову - порыв теплого ветра пришел в лицо, и понял, чему так качнулись за миг до того ветки крохотной елочки на соседней кочке, но не понял, почему они качнулись, зачем они качнулись - ведь только случай был в том, что я оказался на этой кочке. Но если обычно мне невозможно смириться с тем, что есть что-то независимое от моего сознания, идущее поверх, как заоблачные слоны на бесконечных ногах-ходулях,- страшный образ Дали,- то тут я согласен был на свое отсутствие, из-за мирности, нежности, соответствия мне этого мира. Зачем зеленел и оранжевел этот мир, зачем извивались в подымающемся зное сухостойные стволы? я не знал, но с пониманием смотрел на комара, зависшего перед моим лбом, не зная, стоит ли ему заняться исследованием меня, и что обозначает мой прямой взгляд - угрозу или согласие на жертвенность. Привет Иванову_Петрову и мыши.

Все, уже совсем-совсем пора убегать по делам. Появлюсь вечером.