9.30, 6500
Проснувшись, лежал, не открывая глаз, слушал удары сердца, плотные, но бледные, серые, причем изнутри мелко структурные, будто звук пробивается сквозь мелко множественную преграду, как шило сквозь стопку бумаги. Подумал вдруг, что это сердце отделено от меня – тот центр меня, который бессознательно ассоциируется с серединой тела, оказался снаружи, как, говорят, душа во время клинической смерти, смущенно наблюдающая обмен врачей планами на уикенд – а мое «я» было в органах чувств, то есть самом внешнем по отношению к телу, а это странно, как столица государства, жмущаяся к посту пограничника.

Потом вспомнил сон, крупную спину негра на велосипеде, за которым я ехал к его жилищу. Смурное смутное небо – это была приморская Бельгия – он пообещал мне сдать комнату. И вот дом, типичный для тех краев, обстановка, типичная для всех иностранцев – изобилие мягкой дерматиновой мебели, роение беззвучно тузящих друг друга детей, ощущение смущенной беззаботности, скрывающей от себя свою предосудительность. Я брожу по комнатам и пытаюсь понять, как буду жить здесь, среди людей, которые не смогут прочитать мои бумажки на столе. За всеми дверными проемами при моем взгляде встревоженно-доброжелательно подымаются какие-то крупные старухи в розовых пижамных гарнитурах, и меня это располагает. Выхожу на кухню, которая тут, как всегда в Бельгии, устроена в крытом внутреннем дворике крошечного, семь на семь, дома, мой хозяин играет в карты с такими же, как он, толстяками – нет, он не негр, понимаю, он какой-то неясно темной национальности, кавказец европы – и подхожу к его уху. «6500 франков», отвечает он; я пугаюсь суммы, но понимаю, что это около 200 долларов, и что это меня устраивает, и ухожу от игроков гулять дальше по сну, присматриваясь к тому себе, который тут будет играть в прятки с детьми за белорусскими диванами и т.п.