бег боком: Wintershall, "Гейдельберг", Хейердал
Кажется, будто умение сейчас обгоняет знание - как у молодых псов, бывает, задние лапы обгоняют передние, отчего они бегут боком. Технология наступает на пятки науке, требует от нее: давай, давай, рули к цели. Спрос наваливает на предложение девятым валом: дай! дай! То многое, что умеет человечество, значительно превышает в объеме то, что оно понимает - и рвется наружу. Но беда в том, что разведчики периметра не могут двигаться вперед механизированным способом - и движутся по-прежнему наощупь.

Не отвлекает ли от нового зрения это нашептывание готового понимания? это понукание? это вкладывание в руку набора отмычек? Исконный тип поисков человека по периметру своих умений представляется менее зависимым от целеполагания. Ученый уходил в чащобы и степи, и там прикидывал невозможное, чертил, как Леонардо да Винчи, чертежи атомных бомб на бересте, не ожидая, когда проберется к нему оруженосец с колбами. Гутенбергов станок не грохотал паровым катком за плечами поэта (эту тишину независимости, легшую в основу нашей дворянской поэзии, в типографском цеху не повторить, мы можем повышать контраст и яркость, но не решимся на паузу). Купец нагружался стеклянными бусами и финифтью и отправлялся в неизвестность, отключив Wi-Fi и C1, с птолемеем, накленным на гроссбух. Представления о возможном рождались в фантастических снах и мечтаниях в полях, с соломинкой меж челюстей.

Сейчас связка возможного и вероятного неистребима, леонардо скован железной цепью с лаборантом, к которому в свою очередь приторочен стол с препаратами, и так они чертыхаются по задним дворам мироздания, в то время как начальник тюрьмы глядит за ними с каланчи в бинокль, шепча слова надежды и жадности. Фауста сопровождает не мефистофель, а вагнер, напоминающий, что из лемуров получаются чудесные рабы конвейера, не хуже вьетнамцев на зиле - - Годунов-Чердынцев сочетается не с зиной, а с ее отчимом, подсказывающим сюжеты, ведущие в Голливуд - - обломов воображения подымается с дивана штольцем честолюбия и идет внедрять английские сеялки вместо распознавания кода среднерусских облаков - - список продолжайте сами, может, это все и ерунда, что я тут пишу.

Когда я начинал работать в журнале, меня волновало сознание, что где-то ждет 4-цветный Гейдельберг с допуском в доли миллиметра, чтобы напечатать мои самонадеянные буковки -- я следил сквозь стекло, как что пробегают по коридорам к арт-директору: "цветопробы!" - и наблюдают затем соотношение фиана и магенты, но не слов! не слов! их будто нет! - - странно было наблюдать, как верстальщики совершенно спокойно заполняют твоими со смущением и размышлением надиктованные слова в бокс, как затем кернингом и трекингом подгоняют их - как будто в словах не было ничего, кроме графики и точки в конце, которую всегда было неясно, ставить или нет. Оазис победившей технологии, журнал воплощает для меня сладкий ужас головы, правящей ногами. Хотя почти с удовольствием вспоминаю достигнутый на пике моей карьеры веселый цинизм понимания, что слова есть наполнитель, в который рекламный отдел впрыснет смысл в нужном соотношении 60:40 - и навык быстрого, за полчаса обкарнывания чужого или своего текста, когда реклама, слетая или появляясь, вынуждала сократить или вздуть его объем - плюс лихое обмыливание его, чтобы он без запинки миновал главред- и литредакторский контроль и проскочил в читательский желудок, не коснувшись зубов - - - все-таки было ясно, что некоторые вещи не выживают в этой пастеризации, да и мелованная бумага не лезет в бутылку: формат не тот.

С. рассказывала, как работала геоботаником в проектном бюро ***. Бюро получило крупный заказ - экспертизу участка маршрута газопровода Wintershall, который тянули в Людвигсхафен на заводы BASF через всю Германию. И выглядело это как в старом мультике про съемки худ.фильма - навалившаяся техника со всех сторон, световые балки, рампы, бульдозеры, мужики в касках - а посреди этого железного скопления девочка с цветочком, а именно, С. с блокнотиком в руках, подсчитывающая количество незабудок, которыми придется пожертвовать, сдирая дерн для укладки труб.

За ее спиной дышала на холостом ходу армада особых бульдозеров с широкими ковшами и длинными руками, готовые к началу работ, в их кондиционированных кабинах сидели 33 Лучших Экскаваторщика Германии, все лауреаты конкурсов по вбиванию гвоздей ковшами и художественному вышиванию ими, все в фирменных кителях и галстуках, - и когда она наконец давала свою резолюцию: "видов из Красной книги нет" - как прораб в Транспортере давал радиоотмашку, и 33 оператора, бледнея лицами за тонированным стеклом, накладывала нервные руки на титановые рычаги, и ковши салютовали свету прожекторов, как в танковой атаке - потому что был уже глубокий вечер, когда печать штемпелевала резолюцию и начиналась бешеная ювелирная работа по снятию дерна и выемке грунта, с допусками в миллиметры. И утром все повторялось, и С. подъезжала к новому полю на своем ржавом Кадете за 300 марок, зная, что час простоя великой армады обходится концерну в 30.000.

Эта история хороша тем, что ее можно понимать на разные лады - в том числе и на интересный мне сейчас: дело даже не в том, что ученый не сможет определять новые виды под созвездием ковша, а в том, что он определяет в таком раскладе занятия - отсутствие известных ему видов. Дыхание в затылок включает впередсмотрящего в технологическую цепочку, и он смотрит уже прицельно, сам уже дыша чужим дыханием, и видит в океане одних кашалотов - и нужен новый безбашенный тур хейердал, который без руля и без ветрил пустился бы по воле волн и обнаружил, что океан полон жизни, а не пуст моби диками. Рыжий Йохансон, которому в минуту уединения рыба поцеловала колышущийся сквозь волну голый зад - нет картинки более оптимистичной.