Памятка революционерам
Борьба за власть – игра на весь земной шар, и в автомат нужно вбросить-то жетоном всего: свою жизнь. В 5 утра 26 октября 17го года Ленин, ложась в Смольном на расстеленные по полу газетки, рядом с Троцким, произнес, извиняясь, «Слишком резкий переход от подполья к власти» и добавил по-немецки: «Schwindel». Троцкий понял это как «кружится голова», но это было «головокружение» - чувство страшной высоты, а не дурмана, чувство, когда что-то сморгнуло во всем теле или когда ступня дрогнула на камне, и тело не вдруг сообразило, как изменится его положение через секунду. Точка перехода – почти незаметная, прозрачная и легкая, когда в какой-то момент все вдруг становится твоим, что еще мгновение назад было чужим… Эта точка есть в момент переваливания любой, равнодушно великой массы – грузовика, танка, самолета, танкера, авианосца – переходя по точке, зависая носом и кормой над безднами, эта точка будет перейдена, и все дальнейшее будет уже расписано по нотам… Ильи Яшины и Насти Каримовы должны это понимать: это движение происходит не по воле отдельных личностей, а со всей махиной страны, и под каждым желудочком. Паренек-юнкер, защитник Зимнего дворца с Временным правительством, видит въезжающий броневик, и не знает, будет ли он стрелять, и не знает, что ему делать, отдавать ли приказ стрелять или подбирать выпавшую у приятеля из-подмышки ковригу хлеба… - а потом, когда все уже кончено, и дворец забит солдатами, срезающими велюр с кресел, вскрывающими в подвалах бочки с вином, а старик-министр разговаривает с депутатом с очках - паренька теребит за руку разоруженный за десять минут до того матрос: «отдай пистолет, я расписку писал, слышь, отдай пистолет», и тот, сойдя с ума, шагает к министру, умоляя его объяснить ему, и министр поворачивается к матросу – уже всё! Нет над этими головами огненного языка, всё это сейчас догорит и исчезнет, юнкер убегает задними дворами, содрав погоны, видя, как мужики в тужурках начинают впятером насиловать женщину – все участники этого ужаса почувствовали в какой-то миг хруст раздавленного пяточного шарнира и поняли, что нос низвергся вниз, что теперь можно всё… вестибулярный аппарат в среднем ухе подсказывает об этой точке, хотя ничто не указывает на конец времен. Когда большевики скупали у прохожих оружие на Невском, или когда агитатор подходил к кучке гарнизонных солдат и начинал нашептывать им слова «Правды» - так же происходил этот хруст, в коротком взгляд одних глаз на другие глаза, и мгновенным взвешиванием микроскопических соображений – пора ли, так ли, всё ли… В десятке, в сотне, в тысяче человек, песчинок совершился этот перелом, была дана санкция на происходящее, и вот уже через сутки, через двое внешнего равновесия стало ясно, что уже нет этого равновесия, выбор сделан, действие произошло, тяжелый крейсер уже начал опускать свой нос в черный провал, и теперь неизбежны запредельные глубины, которых достигнет это падение – заживо сваренные в котлах офицеры, насаженные на колья солдаты, тяжело дышащий обнаженный по пояс казак, с руками, с локтей которых каплет чужая кровь, отсиживающийся перед входом в госпиталь, чтобы снова, вдругорядь, в третий и в пятый раз ринуться туда с разгорающимся воплем, и что есть сил, падая на скользком полу, отсекать руки, выкалывать глаза, вспарывать животы тем, кто умоляет только о пуле. Но в тот момент, когда все еще висит на волоске, есть момент свободы, когда еще все возможно, и дело того, кто готов вбросить свою жизнь, кто уже сделал это десять лет назад, рвануться всей своей судьбой именно сейчас – именно сейчас, не потом – а в это мгновение, когда от маленького человека ложится гигантская тень на все черное будущее. В этот момент баланса все становятся равновесомы, под желудочком каждого несущего вахту происходит выбор, такой же баланс между страхом, надеждой, здравым смыслом и голосом безусловного знания, непонятно откуда исходящим. Этих несущих вахту может быть мало, их, может быть, 300, как защитников Фермопил, только загримированных под водителя автобуса, милиционера, демонстранта, студента, пенсионерку, школьника с мороженым, человека с мобильником, видеоинженера на телецентре, вахтера на проходной, и еще 291 оставшихся фигур. В тот момент, когда их мысли соединятся, и над этими головами зажжется огненный язык, что-то случится со всей брусчатой мостовой, и молоточек в среднем ухе подскажет каждому человеку на огромной континентальной плите, что нарушился баланс мировых весов,- каждому человеку, и уж тем более тем, кто побежит к вертолету с раскручивающимися лопастями, с заброшенными на плечо галстуками, крепко держа в руках заготовленные, абсолютно никакого веса уже не имеющие, чемоданчики.