За окном снег и солнце, сизые тени тополей падают на хоз.постройку во дворе монастыря - на желтую стену и заваленную снегом крышу: кажется, что это такой большой подарок, перевязанный кубик. А что я вижу? не знаю. Хибарку, с голубем в проталине? Оплавленные тени, как будто отражение огромных ячеистых сетей, водорослей, среди которых ясен только внезапный крестик на дне, от крайнего из пятиглавия, наверное? Спектрограмма сосулек по краю крыши, тени которых очевиднее посверкивания. Как на это смотреть, какими глазами? записать - так же упаковать, как тень дерева упаковывает домик - связать воедино то, что никак не связано. Бог не видит этой выборочной связи, которую вижу я. Для него, наверное, связь уж либо всеобща: все сущее кварковое заполнение его формулы, вместе с моей наблюдающей головой - либо ее вообще никакой нет. А мне слова позволяют все разложить по полочкам, рассовать по углам избы, чтобы не сойти с ума. Еще одно открытие из тех, какие делают все: слова всегда с чужого плеча, говорение есть предательство впечатления, запись пронизывает пойманное арматурой языка, несовместимой с жизнью объекта. Действие языка коммуникаторское и терапевтическое: это есть это - да, это есть это. Теперь скажу сам, встретив то, что нельзя утиснуть никуда: это есть это, а также то и то, и мне станет хоть как-то понятно. Как поджелудочная железа вырабатывает соляную кислоту, так мозг вырабатывает грамматику. Возможно, подлежащее-сказуемое-дополнение максимально полно соответствуют свойствам мира, как октаэдр кругу, но ведь и миллионоэдр будет только подобием, столь же далеким от идеи окружности, как и квадрат. Может ли иск.интеллект восстановить из цифрового растра аналоговую идею? Язык будто нацепляешь на себя, заячьим тулупчиком, и потом только, взрослея, пытаешься похрустеть по швам, чтоб дать себе хоть способность вольного движения - но перестараешься, так замерзнешь в степи. А как успокаивает, наверное, говорение как влезание в мех. Все, что сказано, сразу становится осмысленным и правильным, оттаивает как замороженный субпродукт на чудо-плите. А о чем нельзя говорить, о том нужно молчать - пусть хранится несуществующим в глубокой заморозке окружающей вечной мерзлоты. Смешно: языку же жалуюсь языком о том, что он не дает мне сказать иначе, как на нем, и иному, чем ему.