как оно есть на самом деле
вчерашнюю запись решил я дезавуировать под глаз хорошенько. Потому что судьба посмеялась надо мной за то - сегодня прибежал ровно в то же самое учреждение, где вчера все было так бесславно и с полным букетом сентенций "это ваши проблемы" - и вдруг все сложилось как по маслу, - то ли девушки сидели в тех же окнах иначе, и поэтому квартет сыграл как по нотам? одна согласилась даже посмотреть в базу данных (на что вчерашняя начальница махала на меня руками: мы все под контролем! каждое заглядывание в компьютер видит начальство! и пр.) - и пока я сидел у двери с латунным кодовым замком, без пяти конец приема, за другой дверью, распахнутой во весь проем, уже накрывали на стол, оттуда доносились голоса: "Люба! Свету зови!" и жалобы на то, что даже нет мужчины, кто откупорил б шампанского бутылку иль перечел. И вот я в куртке сижу во главе стола, перешучиваясь с тетками, обколупывая гламур и придерживая белую головку, пощуриваясь на квадраты офисного потолка, и комната наполняется женщинами - вчерашняя приемщица документов начинает тарабанить по стойке, перерождаясь из головы профессора доуэля в симпатичную Свету, и кто-то ей за это, смеясь, выговаривает - под хлопнувший дымящийся зеленый зев подставляют кружки, чашки, бокалы и мутные стаканы, и меня никто блаженно не видит, я бестелесно существую как бог, номинальным мужчиной, как непришедший охранник - именно это ощущение так обожаю, когда меня нет. Охранник - есть уважительность в том, как он выпускал меня, как искал медным ключом щель замка, в бахроме дерматина, как попал, как повернул ключ, - время, время, как вкрадчиво ты приникаешь к земле в эти секунды! - я вновь почувствовал, что я есть, коли мне так отворяют и меня выпроваживают. И потом стоял полминуты снаружи, в талой весне, в моем последнем московском дне. И потом еще много было встреч. В "Перекрестке", где оплачивал три бутылки водки русский стандарт,- сам не веря своим рукам, по которым вертикально пробегали зелененькие буковки, - кассирша спрашивала соседку, как ей тут, и та (постарше, светленькая челка, бодрое оживление, типаж сочинительницы дамских романов, - вполне ясный из ее постоянного движения вытирания нержавеющих плоскостей вокруг кассы) отвечала, что всегда мечтала работать кассиром. "А кем вы работали раньше?" - спросил я ее. Она, мельком оглянувшись на меня, ответила: "бухгалтером" и продолжала беседовать с коллегой, в то время как мое привидение испарялось, на мгновение возникнув из небытия и каная туда обратно. "А с деньгами как же?.." - участливо продолжала моя кассир, расправившись с моими бутылками и указав мне на непрочность пвх-пакетов - и, поскольку та не ответила, или же ответила лицом, а не словом, сама за нее ее и утешила: "ну и правильно, на что тогда муж?"... В вагоне встретил чрезвычайно симпатичного мне юзера с девочкой, и ехали вместе, покачиваясь и переговариваясь, - она призналась, что читает три верхние строки моих постов, откладывая остальное в долгий ящик, но считывает с них главное: привет, от них исходящий. Глядел на ее лицо, излучающее во все стороны близость и свойскость того невозможно теплого типа, о котором Таня писала (так что удивительно было, почему никто из вагона не старался поглядить ненароком рукав ее дубленочки), пока она сама смотрела в какую-то свою сторону, улыбаясь. Потом, уже вечером, в темноте, сегодня шагал по кольцу и Крапивенскому на Петровку, и навстречу по переулку шла ватага парней футбольного вида - у одного в кулаке болтался обрезок арматуры, и я как раз успел сделать нейтральное выражение лица, когда они поравнялись, и я увидел, что из кулака вожака стаи вниз свисает зазубренный, длинный черенок розы