хлыстовоз: сон
Скрепер остановился на рабочей дороге, усыпанной камнями, вьющейся вверх - я вскочил на него вместе с другими - неуклюжий, чудовищных размеров, хлыстовоз. Я оседлал самую верхотуру этого мамонта - и мы начали подыматься вверх. Дорога, из камней и скрепленных перетяжками бревен, становилась все круче и круче, стала почти вертикальной. Обнимая вертикальный брус,- на котором я прежде сидел,- я видел карабкание нашего хлыстовоза, гигантской ящерицы, как бы со стороны: запас силы мотора вновь и вновь иссякал, и он почти уже замирал, но водитель - мрачный, с тяжелыми веками, с лицом из камня - в последнюю секунду, когда мы уже должны встать навсегда как вкопанные - успевал вновь воткнуть повышенную скорость, - и каждый раз казалось, что это была последняя скорость, но нет, находилась снова еще одна еще более повышенная, - и мы снова, чудом, карабкались вверх по меловой плоскости. Дорога становилась уже отвесной, я видел: наши исполинские колеса отрываются от почвы, мы уже ничего не весим, не держим дорогу, и уже начинаем отваливаться. Я витал в низвергающейся невесомой высоте, уже в полной оторванности, как будто и не было никакого скрепера между мной и миром, как не бывает никакой башни, когда ты стоишь в безумной высоте. Я был так вознесен, так беззащитен, что оставалась стихия чистого доверия шоферюге и просто ходу вещей - уже нечего оставалось делать, кроме как с восторгом ужаса озираться - - и это было как тот старый повторявшийся сон, где я помещался на торце вертикального столпа, уходящего вниз - к далекой, уже круглящейся земле - балансировал на верхней площадке бесконечного хлыста из связанных бревен, который вился под моими ногами, уходя вниз - и обнаруживая биение своей ровности, - против всякой логики держась в воздухе, как деревянная наборная змейка, всей своей километровой длиной... и сейчас, как матрос в бочке на верхушке грот-мачты, я видел, как весь окружающий мир, уже не внизу, а по сторонам - отделяется от нас и сплачивается своими чертами между собой... как он сплющивается, теряет глубину, соединяется в орнамент, как при взгляде через телескоп... как все действительное становится далекой стеной, панорамой какой-нибудь битвы, написанной на отдельном и вертикальном полотне, отделенном от созерцателя воздушным рвом. Этот мир, как длящаяся лента, проплывал под и перед моими глазами - и тут я увидел, что хлыстовоз уже отделился от стены, и мы летим вверх, то ли по инерции, то ли подымаемые неизвестным мне движителем. Инстинктивным знанием я понимал, что это последний маневр путешествия, предпринятый знающим маршрут шовером - чтобы перемахнуть через хребет, он привычно пошел на эту невозможную меру, - и сейчас, знаю я по каким-то прошлым путешествиям через эти известные мне места, он завалит наш долгий автобус на спину, в этом беззвучном подъеме, - чтобы, как подталкиваемое в задний спил бревно, он опустился уже с другой стороны этих скал - но тут, в паническом замирании вижу, что мы подымаемся все выше и выше, оставляя за собой горные пики, как скорый поезд обгоняет электрички на соседних путях. Скалы уходили вниз, все видимое складывалось, отдалялось, соединялось в плоское бытие-по-стенам - я видел внизу города, собирающиеся в линии и решетки, видел, как выявляется геометрия того, что прежде было отдельным и имело человеческий смысл - - съеживающаяся как бумага в огне мысль: как же мы приземлимся? и где конец дороги? унеслась ветром как пепел, и под ним обнаружилась другая: ведь я, оказывается, совсем не понимал, что это за путешествие - - и просыпаюсь от ровного и мощного стука сердца, как будто спокойного, не боящегося гибели, просто с расширившимися до отказа зрачками