"Советская элита роптала против большевизма не потому, что ей не нравился большевизм, а потому что ей не нравился большевизм одного типа, ей нужен был большевизм помягче. Как сформулировал Борис Стругацкий 27 февраля 1999 года: “Россия наша так устроена, что коллективный разум сдвинуть ее с места не в состоянии (а тем более — коллективное неразумие оппозиционного большинства) - нужна Царственная Воля, нужен Тот, Кто Возьмет На Себя Всю Ответственность и врубит наконец полный ход в необходимом направлении. А нам тогда останется только Бога молить, чтобы человек этот оказался твердый, но при этом достаточно разумный и не слишком злой по натуре своей. Так что ждать нам теперь, кряхтеть-терпеть-мучаться аж до лета 2000-го, а все надежды на перемены до той поры надлежит оставить вовсе” (“Известия” от 27.2.1999)."

"В одном из интервью Борис Стругацкий дал поразительное определение свободы слова: “Для меня свобода слова — это такое состояние общества, когда любой человек всегда может найти то средство массовой информации, которое отражает именно его точку зрения” (Независимая газета, 10.9.1999). Такое определение — такая же неотъемлемая часть канцелярской психологии, не понимающей и не желающей понимать свободы, как стебный языковой юмор кавээновцев и Максима Соколова. Оппозиция начинается на кончике языка и тут же и заканчивается. Жизнь протекает в сфере именований и переименований..."

"Что у Стругацких на страницах, то у Германа — в кадрах: бархатная оппозиция, эстетизация тоталитаризма."

"Еще вопрос, что хуже: лобовое и глупое антизападничество черносотенцев, обличающее индивидуализм и меркантилизм стороны заходящего солнца, или фантастически упорное нежелание советских интеллигентов знать, чем живут, о чем думают, что чувствуют западные люди и еще более фантастическое нежелание знать, готовность ограничиться затхлым советским мирком. Вот и результат: Запад предстает каким-то монолитом, омерзительным и вонючим, на который проецируются все свои фобии, свои угрызения совести."

"...к концу последнего десятилетия двадцатого века сбылось то, что воспевали неустанно Стругацкие предшествующие десятилетия: трогательный союз беспринципных техников с не менее беспринципными чекистами"

"Кто организовал войну с истреблением тысяч людей, тот уверен, что он в лучшую сторону отличается от убившего десятерых. И всегда рядом с таким государственным деятелем есть государственник, который станет доказывать словесно: да, ты другой."