Никто и никогда в нашем кругу не праздновал никакого женского дня, все помнили – это день высылки.
Я никогда не видела моих дедушку и бабушку, родителей отца, потому что они не успели стать дедушкой и бабушкой, а погибли от голода и невыносимых испытаний едва за сорок. Просто издохли, как скот, в пустыне, за тысячи вёрст от родных гор, в землянках, оболганные , ошеломлённые и подавленные непонятной огромной позорной бедой, которая накрыла и похоронила под собой всех, и умерших там, и доживших до возвращения. Эта подлая бессмысленность тотального унижения высылкой отравила несколько поколений балкарцев, навсегда поселив в них чувство безнадёжности и обречённости. Несколько поколений осталось без памяти, без фотографий, без ощущения непрерывности жизни, да просто без дня рождения, наконец, несколько поколений просто не помнят и не знают своего дня рождения, в документах тех, кто выжил, полученных после возвращения, стоят произвольные даты..
Много кто изучал так называемый постстрессовый синдром, вьетнамский там или афганский, или тюремный для человека, персонально пережившего невыносимое и абсурдное, но кто задумывался о том, как это скажется на целом народе, на его ценностях, воле, уверенности и ощущении себя хозяином своей жизни.
Но для кого-то из сегодняшних умом толстокожих государственников все эти напрасные трагедии целых народов просто мелочи, пыль, перегибы, летящие щепки. Только в таких случаях и понимаешь, что страдание, беда, несправедливость, боль не только отнимают, но и дают – немного больше понимания, тонкости, эмпатии, жалости и склонности думать..