Светозар Озёрский. Меч-кладенец. Часть I
Оригинал взят у miroslav1983@lj в Светозар Озёрский. Меч-кладенец. Часть I



*        *        *
Поутру, позавтракав остатками каши, и ещё раз поблагодарив хо-зяина и чуров за оставленную снедь, Добрыня вышел наружу и обом-лел.
Дождь кончился, в заревой дымке светило оранжевое солнце, и, кругом, куда не кинь взгляд, простиралось огромное болото. Придир-чиво осмотрев свой скраб, состоявший из одного ножа, Добрыня ре-шил тронуться в путь.
Но для начала надо сделать лук, благо ивы на болоте растет доста-точно, тетива же – всегда с собой. Кто пойдет в путь без запасной тетивы? Вот она, висит вокруг шеи. Жаль пера нет, ну да ладно. Зато-чив ножом ивовые прутья, Добромир обжег наконечники в огне, чтоб острее были и крепче, а там, глядишь, можно смастерить из кости или из камня, найти бы только кремень или яшму. А перо – может, пове-зёт, встретится. Не помешает и рогатина, однако, пожалуй и хватит. Короб из бересты, деревянную ложку, можно вырезать и на месте.
Прежде чем отправиться в путь, Добромир разделся, снял рубаху, распустил волосы, и сел в особую молитвенную позу. Как и многие волхвы, Добрыня умел отделять свою душу – птицу (по-чудски «ли-ли») от тела и управлять ею.
Чудские кудесники считали, что всего у человека семь душ. Первая – «ис-хор» - могильная, душа-тень. Вторая – душа-двойник, душа-призрак, «лонгхал мин не ис».
Если не упокоить первую, то на кладбище опасно и ходить. Вторая же может явиться человеку перед смертью; коль увидит он своего двойника – умрет в скорости. После смерти человека, она в виде при-видения порою бродит по земле.
Третья душа – «улэм-уи» живет вне тела человека и приходит к не-му во сне; когда она улетает, человек не спит и мучается бессоницей. Четвертая душа – «лили» - самая главная, носительница жизни. Живет она в волосах человека, после смерти – улетает в Ирий, порою в виде птицы навещает родичей, а иногда возрождается в новом теле.
О пятой, шестой и седьмой душе – не дано ведать простым смерт-ным, ответственны они за вещую силу человека, ту, что зовут порою колдовством или магией.
Собравшись внутренне, Добромир представил, как с его волос взмывает вверх птица, птица – сокол, сокол-сапсан. И вот уже внизу едва можно было различить маленькую точку - сидящего на земле человека.
Кругом, куда не кинешь взгляд, простиралась бескрайняя кизиль-ская топь, изредка перемежаемая островками соснового леса. Гиблое место. Сказывают именно сюда упало после «Великой битвы» часть змиева воинства. Именно оно замутило воды некогда прекрасного Кизила, превратив его в непролазное болото. По сию пору мерцают по ночам здесь огни, бродит нежить. А днем, заманивает она довер-чивых путников на чудные поляны, шелковая зелень которых, так и располагает к отдыху; но встань на такую – вмиг засосет.
Зоркий взгляд сокола сумел различить вдали подножье гор. Именно там, среди скал, на краю болота, и лежала цель пути Добромира, – хижина шамана Борчи. 
Сделав несколько кругов в воздухе, птица опустилась вниз… Доб-ромир очнулся, встал, потянув плечи, неторопливо оделся, заплел свои русые волосы в косу. Летая соколом, он разглядел на подходе к избе какого-то человека, примерно через час он будет здесь…
*        *        *
На полянку вышел седой старичок, одетый в серую льняную рубаху подвязанную вервью, со множеством оберегов, висевших на шее и поясе. За плечами была подвешена торба с травами, в руках же – по-сох-клюка с загнутым верхом.
- Здрав будь, дедушка! – поклонился Добрыня в пояс.
- И ты будь здрав, добрый молодец, гляжу, - ночевал ты в моей из-бушке. Хорошо ли спалось, да и куда ты, молодец, путь держишь?
- Да не очень-то, а как же ты, дедушка, в грозу-то, не боялся, и дома не ночевал, в такую-то непогоду?!
- Разве не знаешь молодец, что именно в ночную пору, когда гремит гром и сверкает молния, расцветает Перунов цвет?
- А разве не цветет он в ночь на Купалу?
- Цветет и на Купалу, и на Великдень, и даже на Радогощь, и в бурно-грозовые летние и осенние ночи, когда гремит Перун-громовержец, посылает стрелы огненные на нечисть лютую.
- Звать-то меня Добромиром, дедушка, - а иду я к чудскому кудеснику Борче, сказывают знает он, где схоронен меч-кладенец.
- За мечом-кладенцом идешь значит, ну добро… Вот тебе молодец, - старичок порылся в торбе и достал маленького лягушонка, - лягушка-поскакушка; куда она прыгнет, туда и ты становись. Доскачет она прямо до Борчи, смотри ступай только след в след; коль оступишься – сгинешь в трясине болотной. А вот тебе молодец, еще и оберег-трава, если случиться где заночевать, обведи его вокруг себя и спи спокойно – ни одна нечисть тебя не учует. Да как дойдешь до Борчи передай ему поклон от Ратьши и этот гостинец, - старец протянул Добромиру длинный шнурок, с завязанными на нем узелками.
- Всё передам, дедушка, - молвил богатырь, поклонившись в пояс, - спасибо тебе на добром слове, спасибо за помощь твою.
- Счастливого пути, молодец, и да хранит тебя Сварог…

*        *        *
…И Добромир поспешил в след за лягушонком. Никогда он не встречал такую умную лягушку. Следует ему сделать шаг, как лягу-шонок прыгал вперёд и сидел там до следующего шага. Шаг – пры-жок, шаг – прыжок, - так и шли они по болоту. Вот уже избушка Ратыши скрылась из виду, прошло еще несколько часов, а конца-края болоту не видно.
– Скоро уже вечер, неужели придется ночевать в болоте? – спросил себя Добромир, - пора подумать и о ночлеге. Лягушка-поскакушка, не сведешь ли ты меня к какому острову? Уж скоро вечер, пора и на ночлег остановиться.
Лягушка замерла, а потом прыгнула в сторону.
- Ну вот и хорошо, веди меня лягушечка.
Хоть островки на болоте встречались, - недаром Добромир запускал «Лили» в небо (он прекрасно помнил картину болота), но без лягушки до них не дойти.
Через час с небольшим богатырь вышел на скалистый островок, весь поросший соснами. Масса валежника наводила на мысль о кост-ре, а желудок уже давно давал о себе знать своим урчанием.
Слава Сварогу, вокруг берега было полно тростника. Орудуя рога-тиной как вилами, Добрыня быстро натаскал из-под воды целую гору тростниковых корневищ. Достигая в длину трех аршин, он довольно нежны и сладки; их можно есть даже в сыром виде, не говоря уже о варёном и печёном.
Осталось зажечь огонь. Для этого Добромир взял толстую палку, вырезал в ней дырку, в которую вставил другую, тонкую палочку, и с помощью лука начал вращать. Вскоре показался дым, и вот уже весе-лое пламя костра озарило местность. Наступил вечер, шалаш был готов, ужин съеден, и Добрыня просто лежал на тростниковой под-стилке, любуясь пляшущими язычками огня. Искры улетали в небо и на душе было легко и спокойно.
- Однако, и ночь скоро, пора бы и круг обвести, - Добромир достал пучок оберег-травы и обвел им место ночлега. Лягушонок тихо лежал на камушке, и казалось, что он уже уснул.
- Да и мне пора, - подумал Добрыня. Как ни странно, но на болоте было тихо и даже столь привычное лягушачье кваканье, не нарушало тишину.
- Тишина-то какая!… эх, хорошо, - сотворив молитву и воздав славу Богам и Пращурам, богатырь лег спать. - Спокойной ночи, лягушеч-ка…
Но лягушонок тихо дремал и ничего не квакнул в ответ. Казалось весь мир погрузился в сон. Огонек потрескивал меж бревен, - хватит до утра.
- Ничего себе, навье болото, безопасней места не встречал, - но сон уже смежил богатырские очи.
Утренние лучи солнца разбудили Добромира.
- И это называется навье болото, куда вся нечистая сила подева-лась?… Доброе утро, лягушечка, пора вставать, - обратился Добрыня к лягушонку. Лягушонок только квакнул в ответ.
Добромир встал, умылся росою, потом отвесив земной поклон, про-изнес славу Солнцу:
- Слава Тебе, о Великий Сварожич! Путь освещаешь Ты нам, идущим стезею Прави и Яви – ко Сварге великой. Свет Ты даешь нам, о Ми-лосердный. Свети же во все дни о Великий Сварожич, путь осве-щающий нам в грядущее завтра.
Прочитав про себя еще несколько славословий Богам,  Добрыня по-завтракал, проделал несколько дыхательных упражнений, размял за-текшие мышцы рук и ног, а затем прибрал за собой стоянку, тронулся в путь. Впереди по-прежнему скакал лягушонок.
К полудню Добрыня вышел на берег.
- Вот и кончилось болото, - сказал он, вытирая пот со лба, - спасибо тебе, лягушечка. Лягушонок разразился трелью.
- Ну, ну хватит тебе уж, - улыбнулся Добромир. Впереди он заметил старичка, сидевшего на пеньке.
- Здрав будь, богатырь, а я тебя уж давно здесь поджидаю.
- Здрав будь, дедушка, уж не Борча ли ты?
- Да, да, правду говоришь, молодец, сказал старичок, гордо выпятив грудь, - он самый – Борча-великий кудесник. Сам Мир-Сусне-Хум, по твоему - Даждьбог, уведомил меня о твоем приходе. Знаю ищешь ты меч-кладенец; ну давай, что тебе Ратыша передал.
Добрыня изумленно протянул старичку шнурок с узелками.
- Узнаю, узнаю Ратибора.
- Кого? - переспросил Добрыня.
- Ратибора, ну теперь он зовет себя просто Ратышей, а когда-то… в молодости… Могучий богатырь был, не чета нынешним. Может слы-шал что о его подвигах?
- А то как же, - отвечает Добрыня, - И это сам Ратибор? Ратибор, что в одиночку разбил целый отряд кочевников, объездил почти весь белый свет; побывавший и в Царьграде и Хорезме, и в Согде и в Чине! По-бедитель Золотого Дракона и Черного Великана! - пронеслось у Доб-рыни в голове. – Само собой, не только слышал, сам рассказать могу. Только я думал, что Ратибор, такой богатырь, должен жить в хоромах каменных, по колено в серебре, по локоть в золоте, а не в убогой лес-ной избушке.
- А зачем волхву хоромы каменные, да золото-серебро, - не нужно то вещему человеку. Все что надо, - он имеет, а будет что надобно – Сварог пошлет. Многие достойные мужи, по завету Предков, на зака-те жизни, уходили в лес, и Ратибор не исключение, дабы в лесной тиши познать премудрость Божию и подготовиться к уходу в мир иной. Так повелось еще с праотца Орея. В первую часть жизни чело-век учится, во вторую создает семью, растит детей внуков, трудится во славу Божью, ну а в третью, когда уже подрастут внуки, уходит он в лес – чтобы в одиночестве осмыслить пройденный путь и подгото-виться к последнему путешествию, предаваясь размышлениям и изу-чению вед. Ну пойдем, молодец, отдохнешь у меня, а потом и о деле поговорим, - старец повернулся и довольно бодро зашагал в гору, вслед за ним двинулся и Добрыня.
Как приятно было видеть, после опостылевшего болота, могучие сосны-великаны, кое-где перемешанные со стройными березками; вдыхать запах хвой и цветущих трав, ощущать под ногами твердую почву, - а не трясущейся студень. А главное - чувствовать себя дос-тигшим цели, хотя бы наполовину или может даже на четверть, - но все-таки достигшим.
Вскоре путники вышли на прекрасную поляну.- Ну вот мы и при-шли, молодец.
Добрыня просто обомлел. Залитая лучами солнца лесная опушка ка-залась просто земным Ирием. Весело щебетали птицы, по траве пры-гали кузнечики, порхали бабочки, стрекотали стрекозы. Невдалеке бил родник прям у небольшого озерца. Здесь же, на берегу озера, сто-ял дом.
- Ничего себе «хижина», - подумал Добрыня. Примыкая к скале, он был защищен от ветра. Крепкие деревянные стены, двускатная кры-ша…
Что, небось ожидал увидеть чум из оленьих шкур, иль какую разва-люху, - спросил с улыбкой Борча, - Я всё же кудесник! Не простой, а великий кудесник! Мне ли жить в берлоге? Ну иди, окунись в озере, а потом и пообедаем.
Добромир не заставил себя долго ждать, скинув одежду он тут же, с берегу ринулся в воду. Как приятно, всё-таки, после долгой дороги освежиться в прохладной водичке! Добрыня любил купаться, и сей-час, блаженствуя, переплыв пару раз озеро, он развалился на мелко-водье, потом снова ринулся вперёд, перекувырнулся, сделал стойку на руках, и, довольный, вылез из воды.
- А вот и обед готов, - заходи в дом.
На столе дымились щи, каша, стоял туесок с медом, жбанчик с ква-сом, ржаные лепешки громоздились стопкой на подносе.
- Вроде дедушка ты чудин, а говоришь, ешь, одеваешься по-нашему, по-словенски, да и изба у тебя добротная, по-нашему срублена.
- Так я молодец, не всю жизнь жил на этом месте. Был я и в Киеве, и в Славенске, был в Индии далекой. Много мы с Ратибором дорог исхо-дили. Учился я ведовству и у учителей словенских, и у магов хорез-мийских, и у браминов индийских, и у наших, угорских ворожей. А сейчас поешь, выспись хорошенько, а потом и о деле, как тебе моло-дец меч-кладенец добыть, поговорим.
После сытного обеда, Добрыню действительно стало клонить в сон, глаза слипались, тело наливалось тяжестью.
- Правда, пойду, вздремну немного, - подумал Добрыня, - спасибо за хлеб-соль, хозяин. Выйдя на улицу, он растянулся на траве, в тени от березы. – Хорошо!… - только и успел подумать Добрыня, как сон смежил ему веки.
- Ну, проснись богатырь, - услышал Добромир голос под ухом, - От-дохнул, ну и ладно. Пора и о деле поговорить.
- Сейчас, дедушка.- Добромир тут же вскочил на ноги. Вместе они вошли в дом.
- Ну, садись, внучек, - сказал Борча, указывая на лавку, - разговор будет долгим. Меч-кладенец тот, сказывают, выкован самим Сваро-гом в небесной кузнеце. Множество было у него хозяев. Владел им и Перун Громовержец, и Дажьбог, и праотец Орей. Переходил меч от отца к сыну, от богатыря к богатырю. Коль не находилось достойно-го, меч отдавался волхвам на сохранение и лежал схороненный до тех пор, пока не вырастал богатырь с отважным и чистым сердцем, коего меч признавал своим хозяином, но стоило недостойному вынуть его из ножен, как меч тут же поражал нечестивца в сердце, а потом, вы-скочив из раны, опять возвращался в ножны. Не такого щита (кроме щита Велеса), что мог бы остановить этот меч, и нет такого меча, что он не смог бы перерубить. Владел этим мечом и Ратибор, чувствуя приближение старости и не найдя достойного приемника (ибо меч сам выбирает себе хозяина), отдал он его мне на сохранение, а уж я его – надёжно спрятал.
- Но почему Ратибор не смог сам спрятать меч? – спросил Добрыня, - ведь он же стал волхвом?!
- Так-то оно так, но только прежний хозяин ни в коем случае не дол-жен знать место будущего хранения меча.
- А почему? – вырвалось у Добрыни.
- О мече мечтает не только такой богатырь как ты, Добромир, но и нежить. И хотя она не может вынуть меч из ножен, но надежно спря-тать его от людей сумеет, а прежний хозяин может ненароком выдать место хранения, даже не подозревая об этом. Ибо пока меч с тобой, он хранит тебя лучше любого оберега, а как расстанешься с ним  - тут-то нежить и заморочит тебя, сам не заметишь, как разболтаешь.
- А тебя дедушка, не заморочит нежить?
- Меня-то? - усмехнулся Борча, - да куда уж ей. Слаба она передо мной. Но запомни, меч - обоюдоострое оружие, и наносит отпечаток на душу владельца. Не сможешь ты, пока владеешь мечом, сказать или произнести хоть слово неправды, даже если и захочешь – ничего не выйдет.
- Добрыня долго молчал, обдумывал все сказанное, потом наконец произнес.
- Ну, так что, куда пойдем за мечом?
- Не мы пойдем, а ты пойдешь. Завтра поутру дам я тебе провожатую белку. Куда она поскачет – туда и ступай, приведёт она тебя прямо к аметистовому гроту. В той пещере лежит семь мечей, но тебе нужен только один. С виду все они одинаковы, какой настоящий - сам ре-шай. Выйти из пещеры ты можешь только с одним мечом. Ошибёшь-ся, возмешь не тот меч – пещеру завалит и станет она тебе могилой. Так что подумай – у тебя есть время отказаться.
- Но как я определю, какой из семи мечей настоящий?
- Твое сердце тебе подскажет. А пока…чтоб без дела не сидеть, схо-дил бы ты молодец, нарубил дров, натаскал бы воды, да и одежду свою можешь постирать, к утру высохнет. А что надо в дорогу – я тебе поутру дам.
… На пороге избы сидела белка. Чувык, чувык… чувык, чувык… чувык, чувык, - потерев лапками мордочку, белка опять застрекотала, - чувык, чувык… чувык, чувык…
- Ну ладно, встаю уже – раздался голос Добрыни, - сейчас оденусь и выйду. Куда же подевался Борча?
- Борча, Борча… - прокричал Добрыня, но никто не откликнулся. Только белка, - чувык, чувык… чувык, чувык…
В избе было пусто. На столе лежала котомка с едой, лук со стрела-ми (стрелы были оперены и имели наконечники), кувшин с квасом и горка оладьев. Заманчиво поблескивал туесок с медом.
- Ну, сейчас поем и пойду, - сказал себе Добрыня, белка стрекотала настойчиво: чувык, чувык… чувык, чувык. – Да погоди ты, - отозвал-ся с набитым ртом Добрыня, - не видишь, человеку поесть надо.
Белка продолжала стрекотать.
- Ну, все, пошли – взяв рогатину, Добрыня вышел из избы. Борча так и не появился
- Ну, куда идти–то? – спросил Добромир у белки.
Белка застрекотала в ответ - чувык, чувык… чувык, чувык… - по-том запрыгнула на ветку, а с ветки на дерево, потом на другое дерево, на третье. Чувык, чувык – неслось по лесу.
- Погоди белочка, я за тобой не угонюсь.
Белка остановилась, застрекотала, но стоило Добромиру подойти, как она опять с ветки на ветку, с дерева на дерево – и ждёт. Добромир подойдет, а она на другом дереве, сидит себе, стрекочет.
Дорога шла в гору, затем спустилась вниз, и опять подымалась вверх. К полудню белочка остановилась и тревожно застрекотала: чувык, чувык… чувык, чувык… Добромир подошел поближе. У под-ножья горы виднелась небольшая скальная трещина, вся заросшая травой и кустарником.
- Сюда, что ли идти?
- Сюда молодец, сюда.
Добромир мгновенно обернулся, позади него стоял улыбающийся Борча.
- Дедушка, а я и не видел, как ты подошел, - обратился богатырь к Борче.
- Как не видел, ты же всю дорогу за мной шел! Помнишь белку, так то я был, - усмехнувшись, ответил Борча. Как и многие кудесники, Борча умел оборачиваться в рыбу, в птицу, а то и в зверя лесного. – А те-перь, заходи. И помни, что я тебе сказал. Из семи мечей ты должен выбрать только один. Да поможет тебе Сварог.
Добромир зашел в пещеру. Достав из котомки огниво и кресало, - спасибо Борче, не забыл-таки, - Добрыня высек искру на стоявший на подставке факел. Пещера озарилась огненным светом, кругом, куда ни глянь, сверкали гроздья аметистов, придавая месту чарующий фиолетовый оттенок. В центре стоял большой многопудовый камень.
- Здесь, - подумал Добрыня, - надо сдвинуть его с места.
Ухватившись, богатырь попробовал приподнять камень, сначала понемногу, потом еще чуть-чуть… последний рывок – и камень отле-тел в сторону.
Под камнем знала черная дыра, вниз вели ступеньки. Добромир снял факел со стены и начал спускаться. Где-то на глубине пять ар-шин показалось дно. Лад расширился и перед Добромиром предстала небольшая полукруглая комната, как будто вырубленная в скале. В центре комнаты, на каменном помосте, лежало семь мечей. На стенах были развешаны щиты, их было также семь.
- А про щит мне Борча ничего не говорил, пронеслось в голове у Доб-рыни, - Какой же меч все-таки выбрать, на вид-то все одинаковы.
- Мечи лежали полукругом, все были в ножнах, все одинаково бли-стели отражая пламя факела.
- Меч выкован Сварогом, в Небесной Кузнице, - размышлял Добрыня, - что отличает небесный меч от земного? Что же?… Ага!… Теперь Добрыня знал ответ.
- Достав из котомки флягу с квасом, Добрыня по очереди стал капать  по несколько капель на рукоятку каждого из мечей.… Вот он меч-кладенец! Он принял требу!
Богатырь благоговейно взял меч в свои руки и резко, рывком вынул его из ножен. Вся пещера озарилась как будто солнечным светом. Так сиять мог только Сварожич, вышедший из небесной кузницы.
Теперь предстояло выбрать щит. Простая задача! После удара Сва-рожича щиты разлетались вдребезги, как ореховые скорлупки. И только один щит выдержал удар.
- Вот он, Велесов щит, Добрыня и не ожидал такой удачи, теперь у него есть меч Сварога и щит Велеса! Однако почему Борча ничего не сказал про щит, ну да ладно, спрошу у него сам.
Выйдя из пещеры, Добрыня прищурился от яркого солнечного све-та. Борчи опять нигде не было. На пеньке сидела белка и как прежде стрекотала: чывык, чывык… чывык, чывык…
- Ну, подожди Борча, сейчас поем и пойдем обратно.
На обратном пути ничего не случилось, всё так же белка скакала с ветки на ветку, с дерева на дерево, а Добромир шел следом; и опять-таки на подходе к дому белочка исчезла, - у порога снова сидел Борча, поджидал Добромира.
- Уже вернулся богатырь, гляжу с мечом и щит Велеса при тебе!
- Да дедушка, - отозвался Добрыня, - а что ж ты, дедушка, ничего про щит Велеса не сказал.
- Не сказал, а ты и не спрашивал, - усмехнулся Борча, - ну что будешь ужинать? А после и побеседуем.
- А то как же, - прогремел голос Добрыни.
*        *        *
- Ну слушай, молодец, - Добромир и Борча уселись на крыльце. Захо-дящее солнце озарило своим розовым светом поляну. Было тихо, так как порою бывает летним вечером. – Шёл ты через Кизильскую топь. Все ли тихо и спокойно было?
- Да ты что, дедушка, безопасней места не встречал!
- А ведь Кизильская топь - довольно опасное место. Именно в Кизиль-озеро упала с небес большая часть Змиева воинства, превратившая его в болото. И с тех пор нет через него проходу ни конному, ни пешему. А ты гляжу, прошёл!
- Так меня Ратиборова лягушка-поскакушка вела!
Так-то оно так, и пучок оберег-травы тебе Ратибор дал, чтобы нежить не тронула. Но ведь не было на Кизиле в ту пору как ты шёл нежити, не было! Разве не так? Видел ли ты болотные огни, слышал ли жут-кий вой, дикие всхлипы, уханье и другие звуки? Ходил ли по болоту буйный ветер, что порою вырывает с корнем деревья и сбивает с ног человека? Подымались ли вверх водяные столбы, шел ли по болоту запах ящ и прочий смрад? - Ничего не было, дедушка!
- То-то и оно, что ничего не было! Ушла нежить с болота! Ушла, а куда?!… К самому Змею Черному!!!

(продолжение следует)