Линза времени
Ну во-первых, на завтра перенесено не только затмение, но и - из будущего - открытие вело-сезона. С такой температурой окружающего воздуха и такой продолжительностью светлого времени последний не только необходим, но и достаточен.

Еще меня волнует эта фотография из фильма Остановите Потапова



отсюда, хотя сам рассказ Горина, вопреки ожиданиям, так себе, несмотря на то, что интересен как чистый образец саморефлексирующей системы, созданной изобразительными средствами, которые в точности соответствуют характеру главного героя.

Фотография же эта меня волнует как прекрасная иллюстрация того, как вьется одна из золотых нитей дазайна - практически из ничего, т.е. всего, и что человека на этом пути ожидает.

В-третьих, недавно мне повезло засвидетельствовать драматизацию переписки через океан Чарльза Дарвина из Кембриджа в Англии и некоего Асы Грея, Гарвардского профессора в Кембридже в Новой Англии. Проект этот был привезен из оригинального Кембриджа в его отражение людьми, которые печатают переписку Дарвина и весьма преуспевшими не только в этом деле, напечатав уже 15 томов, но и на поприще драматизации, наняв для этого специального драматурга, театрального режиссера, а также двух настоящих живых актеров. Драматизация, вопреки ожиданиям, порожденным в основном местом, в котором она проходила, а именно в Музее Массачусетского Технологического Института, представила одно или два хороших сценических решения, которые были к тому же и весьма уместны. Например, в течение спектакля протагонисты по очереди читают полученные из-за океана письма, пока другой пьет воду (в Новой Англии) или чай (в Англии), сидя за одним столом, не замечая друг друга в течение всего спектакля, а в конце, протягивают руку друг другу, на секунду замирая в растерянности, как бы пытаясь понять в реальности ли они вот-вот пожмут друг другу руки, и затем пожимают их - в реальности. Растяните эту секунду нерешительности на пару часов, и вот вам готовый Боб Вильсон.

Да, время - интересная вещь. Мысль, которая пришла в голову вашего корреспондента в эту секунду кристаллизовала чью-то догадку о том, что время - это линза. Историческое время - это телескоп. Взять к примеру того же Дарвина и его переписку с Греем. Живи я во времена Дарвина, шансы мои узнать о об этом величайшем уме, а тем более услышать детали его переписки, были бы равны нулю. В мое настоящее время, однако, я почти в домашних тапочках в удобное для себя время получаю доступ к нюансам его эпистолярного творчества. (А что говорить про большой взрыв, свершившийся не в позапрошлом столетье, а 15 миллиардов лет тому? Чем дальше мы от него, тем ближе мы к нему - счет уже идет на доли фемтосекунд, - тем лучше мы понимаем его красоту, а уже приступили и к освоению красоты мира до большого взрыва).

Да, ну и в-четвертых, следствием этого временно-оптического парадокса является то, что мы, как Потапов на картинке, практически ничего не понимаем о настоящем. Кто эти навьюченные реквизитом актеры, режиссер и драматург, покидающие музей вместе со мной, - гении или никому не нужные поденщики? - того нам знать не дано.


Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я - медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, - то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится.
Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.
Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.
А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше