Бали. 50 метров

Бали все-таки немыслимо красив! Накануне отъезда я прогуливался на рассвете неподалеку от нашего дома - по рисовым полям.



Тогда же я набросал это текст.

Шесть утра, дорожка от улицы Кадженг, которую наш новый русский приятель, встреченный здесь, в Убуде, назвал местным Арбатским переулком. Пешеходная улочка, сплошь покрытая плитами с выбитыми на них именами туристов, местных магазинов, салонов услуг и прочими таинственными названиями. Вдоль нее тянутся тихие спокойные "Хоумстэи", перемежающиеся ресторанчиками и лавками "художественной" продукции. Внезапно она делает крутой поворот налево, задирается куда-то вверх, еще неся на себе последние "Вася плюс Таня", но через 50  метров превращается в узкую тропинку, и все вокруг заполняется ярчайшей зеленью.

Ты мгновенно попадаешь в совершенно другое пространство.  Казалось бы, только что ты шел по улочкам Убуда, набитым домами, магазинчиками, кафешками, турбюро, экзотикой, декором, дизайном, каменными истуканами, могучими индуистскими символами, мотоциклами, фонтанами, басссейнами . Не то, чтобы это как-то напрягало, но в этой избыточности украшений и уюта скрывается какой-то наркотик, заставляющий постепенно засыпать и медленно сомнамбулически плыть по этому музею. И вдруг тебя обступают со всех сторон блестящие под первыми лучами солнца рисовые поля. Благодаря этому блеску они кажутся бесконечными, хотя и стиснуты по бокам лесными массивами, а впереди - поднимающимися холмами. По дорожкам движутся люди. Кто-то уже бродит по своей делянке, выдергивая травинки риса, зачем-то перетыкая их по соседству, что-то подрезая и совершая еще массу совершенно неведомых мне действий. Я просто понимаю, что люди работают. По тропинке идет полусонный дедушка в саронге, жуя что-то на ходу беззубым ртом и щурясь на работающих. Женщина несет нечто в корзине на голове. Парнишка с девушкой осторожно пробираются по узкой дорожке на байках - в школу.

Сперва кажется, что тебя обступает полная тишина, но постепенно слух заполняется журчанием воды в оросительных канальчиках, сетью расчерчивающих все пространство. Они слышны сразу все вместе, и многоголосье их бульканья, сложный и множественный ритм постукивания и позвякивания очень похож на звучание балинезийского оркестра. По меже деловито шествует курица с двумя подросшими цыплятами. Мирная, обыденная, но оттого не менее красивая жизнь. У каждого участка стоит маленький алтарь, но как же они не похожи на величественные сооружения возле каменных ворот "хоумстеев" пятьюдесятью метрами ниже!

И вдруг сцена изменяется еще раз. На тропинке вереницей возникают бледнолицые - поодиночке или небольшими группками. Восторженно озираясь и постоянно оступаясь на скользких тропинках, они трусят вдоль полей, непрерывно фотографируя все, что попадается на пути. Соображаю, что эта дорожка благодаря своему удобному расположению оказалась одним из рекламируемых туристических развлечений: "осмотру рисовых полей", описанному во всех путеводителях.

Вот интеллигентная молодая пара, прижавшись друг другу спинами, будто занимая оборонительную позицию, дружно снимает в противоположные стороны. В их позах и действиях чувствуется семейное взаимопонимание, наверное, из их снимков можно будет склеить отличную 180-градусную панораму. Вот две дебелые девицы с пухлыми ляжками бесконечных ног, торчащих из-под совершенно условных мини-шорт, хлопая ресницами, внимают молодому местному парнишке, который на диком пиджине объясняет им технологию выращивания риса. Он очень старается, постоянно "по-европейски" шутит и услужливо склоняясь показывает в разные стороны. Девицы щелкают туда изящными фотоаппаратиками. Я понимаю, зачем ему нужны эти деньги, но не очень понимаю, зачем этим фефелам сельскохозяйственные познания.

Остальные же местные, спешащие по делам той же тропинкой и с трудом расходящиеся со все разрастающейся толпой экскурсантов, не столь проиветливы. Меня даже поразило, насколько они безразличны к приветствия "Саламат Паги!", которые мы - туристы старательно выучили и пытаемся приветствовать ими каждого встречного. В лучшем случае они буркают в ответ что-то нечленоразделььное, но чаще просто молча проходят мимо. Нет, в их тоне нет агрессии или раздражения, просто мы для них не больше, чем пенек, который привычно обходишь каждый раз, проходя по этому месту.  Они не заняты в обслуживании приезжих, они просто растят рис.

Навстречу попадаются два огромных бледнолицых - мужчина и женщина. Они движутся почти бегом, пытаясь сохранить свое двухметровое достоинство, но глаза  их вытаращены. "Там две змеи!", - несколько раз возбужденно кричат они нам и спешно исчезают за поворотом тропинки. Вокруг, среди рисовых ростков,  по колено в воде бродят 5 босых мужиков. Они и ухом не ведут...

Я делюсь с Анной своими наблюдениями,  она спрашивает меня: "Тебя что-то или кто-то возмущает?". Нет, у меня нет ни к кому претензий.  Возмущает? Да, возмущает некое несоответствие, дисгармония. Как кривая нога или изуродованное лицо не вызывает отвращения к имеющему их человеку, но возмущает сам факт присутствия чего-то несвойственного ему, лишнего, ненужного, искажающего изначальную красоту. "Этому здесь просто не место"...

На обратном пути перед самым спуском в уютный мирок "арбатского" Кадженга обнаруживаем стоящий наполовину в поле, наполовину в городе белоснежный "гестхауз". С веранды, на которой уже кто-то проснувшийся пьет кофе, раздается окрик официантки: "Хеллоу, мистер, вот кен ай ду фор ю? Морнинг кофииии?".  Ее зазывный голос полон нежности и любви к нам. И я замечаю, что по сравнению с голосами мужиков на поле голос этот какой-то плоский, сдавленный и заискивающий.
Это - голос "арбатского" Бали.



    







Это - лепестки красных цветов, опавшие с дерева: