Настроение:	холодное
Entry tags:	многобукв, мысли, ненависть, ссылки

Переводчик, не переводи это стихотворение
Всвязи с агадамов-гейтом вспомнил один случай шестилетней кажетсо давности. Дело было еще на сайтике стихи точка ру, там один стареющий и стремительно спивающийся директор одного маленького театра пробовал свои силы в литературной критике. Поэзии ему чтоли мало было. Но это не важно, да.

О ебургском поэте Борисе Рыжем статья была. Это, если коротко, такой аффтар, который жег, жег, а потом взял и удавился. Всех любил. Без дураков. Алсо боксер и знатный геолог, не то, что мы, конечно, быдло, дикари и пьяницы. И в статье той директор маленького театра размышлял об этом значится поступке, самоубийстве. Он, кстати, не одинок в этом - голландская режиссерша Алена сняла об нем фильм. С целью докопаться до ответа - типа а чего он, в петлю-то. Все ж нормально было.

Двенадцать лет. Штаны вельвет. Серега Жилин слез с забора и, сквернословя на чем свет, сказал событие. Ах, Лора. Приехала. Цвела сирень. В лицо черемуха дышала. И дольше века длился день.

Вопрос, конечно, интересный, но только на первый взгляд. Ответ очевиден - товарищ Рыжий Борис Борисович, младший научный сотрудник института геофизики, удавился по самой банальной и пошлой причине. Земную жизнь пройдя до половины, постиг он истину простую - чтобы прийти к успеху через публичную известность, надо быть гнидогадоидным глистоопарышным гомоэрективным болотным упырем. А, будучи перфекционистом, он не мог позволить себе такой роскоши. Грубо говоря, если в этой стране ты - честный человек без скелетов в шкафу и кучи говна вместо бессмертной души, то лучше тебе просто удавиться. Что и имеем.


Чем оправдывается это?
Тем, что завтра на смертный бой
выйдем трезвые до рассвета,
не вернется никто домой.

Други-недруги. Шило-мыло.
Расплескался по ветру флаг.
А всегда только так и было.
И вовеки пребудет так:

Вы — стоящие на балконе
жизни — умники, дураки.
Мы — восхода на алом фоне
исчезающие полки.


Слепому очевидно, что ебаная чурка Портвейнов вышеперечисленным упырем безусловно является. И даже не имеет значения, пежил он свою падчерицу или не пежил. Он мерзотная рогатая тварь, и если кто-то хочет вогнать ему под хвост ежа - на здоровьице. Без разницы, кто это и по какой причине он это делает - заслуга, созданная этим поступком, повышает благо всех живущих существ.

Выходил я один на дорогу,

чуть шатаясь, мотор тормозил.

Мимо кладбища, цирка, острога

вез меня молчаливый дебил.

Дебил, кстати, заседает в КС, приближая падение антинародного режима. На кой он туда пошел? На кой он там нужен? Нет ответа. Зато есть у него возможность защищать в суде честь и достоинство от поруганий. Почему иски о защите чести и достоинства всегда подают люди, не имеющие ни того, ни другого?

Больничная тара, черника
и спирт голубеют в воде.
Старик, что судил Амальрика
в тагильском районном суде,
шарманку беззубую снова
заводит, позорище, блин:
вы знаете, парни, такого?
Не знаем и знать не хотим.
Погиб за границей Амальрик,
загнулся в неведомых США.
Тут плотник, таксист и пожарник,
и ваша живая душа.

Жизнь, сволочь в лиловом мундире,
гуляет светло и легко,
но есть одиночество в мире
и гибель в дырявом трико.
Проветривается палата,
листва залетает в окно.
С утра до отбоя ребята
играют в лото-домино.
От этих фамилий, поверьте,
ни холодно, ни горячо.
Судья, вы забыли о смерти,
что смотрит вам через плечо.

Отличный пост, кстати, получается. Интересно, можно ли добавить в мемориз самого себя? Попробую сейчас. Но к черту, к черту самолюбование, да не уподоблюсь. Не уподоблюсь этой старой морщинистой макаке, похожей на генерала Власова. Если б у него чести и достоинства было хотя б с горчичное зерно, он бы еще лет семь назад - правильно - удавился. Тем не менее любой окололитературный недотыкомзер в ранге директора театра или даже преподавателя Литинститута может утащить это псто в свою уютненькую норку и питаться там до весны, отщипывая по кусочку.

Россия. Глухомань. Зима.
Но если не сходить с ума,
на кончике карандаша
уместится душа.

Я лягу спать. А ты пари
над бездною, как на пари,
пари, мой карандаш, уважь
меня, мой карандаш.

Шальную мысль мою лови.
Рисуй объект моей любви
в прозрачном платье, босиком,
на берегу морском.

У моря, на границе сна
она стоит всегда одна.
И море синее шумит,
в башке моей шумит.

И рифмы сладкие живут,
и строчки синие бегут,
морским подобные волнам,
бегут к её ногам.

Сейчас, наверное, Финн придет, и скажет, что тащемта фиговый поэт этот Рыжий. И таки да, Гандлевский более торт, очевидно же. Но я - в первую очередь - к тому, что лучше фиговый поэт, чем отличный профессиональный блогер. Хотя в случае Портвейнова надо писать "анальный блогер". Что показательно - записного говноеда Портвейнова знают десятки тысяч человеков, а поэт Рыжий никому не интересен, кроме нас, озабоченных. Да и озабоченные его не помнят уже. Хотя хороший, наверное, дядька был. Геолог опять же и боксер. Стал бы он на Кристину Тупчик подавать иски про честь и достоинство? Смешно же.

"Маленький, сонный, по чёрному льду
в школу - вот-вот упаду - но иду.
Мрачно идёт вдоль квартала народ.
Мрачно гудит за кварталом завод.
"...Личико, личико, личико, ли...
будет, мой ангел, чернее земли.
Рученьки, рученьки, рученьки, ру...
будут дрожать на холодном ветру.
Маленький, маленький, маленький, ма... -
в ватный рукав выдыхает зима:
- Аленький галстук на тоненькой ше...
греет ли, мальчик, тепло ли душе?"...
...Всё, что я понял, я понял тогда:
нет никого, ничего, никогда.
Где бы я ни был - на чёрном ветру
в чёрном снегу упаду и умру.
Будет завод надо мною гудеть.
Будет звезда надо мною гореть.
Ржавая, в странных прожилках, звезда,
и - никого, ничего, никогда".


А еще слово это адское - Вторчермет. Не название, а ругательство какое-то. И как там люди-то живут.
В каменты можно дать моар годной текстоты.