Пока я летом лениво валялась на пляже Херсонеса, Василий Палыч Аксёнов со товарищами лихо собирали мусор рядышком, акция у них какая-то была полезная для моего города. А потом купались.
Приятный он в жизни.
А последние его книги совсем для меня не читабельны. Но я этого не говорила, ага :)
Сегодня в вечернем эфире телеканала «Культура» начинается показ премьерного документального четырехсерийного фильма «Ни дня без строчки. Трава забвения» В его основе сохранившиеся кадры кинохроники, прежде всего любительской, на которых запечатлены ушедшие уже из жизни писатели и поэты -- Григорий Поженян, Мариэтта Шагинян, Юрий Казаков, Самуил Маршак, Валентин Катаев, Илья Эренбург, Александр Галич. На пленке неожиданные, случайные ракурсы, нештатные ситуации -- то, что сочли достойным владельцы редких в 70-е годы кинокамер.
Интервью Аксенова, отличное интервью:

-- Вы говорите, что тогда в моде был герой -- молодой спортивный интеллектуал, одновременно аквалангист, альпинист и горнолыжник. Вы таким были?

-- Да нет, я вообще богемщик был, типичная литературная богема. Иногда забрасывало туда, где физики-лирики кучковались -- сейчас говорят «тусуются». Например, на Кавказ, где была горнолыжная база, -- я там раза два или три бывал, учился кататься. Даже начинало что-то получаться, но всякий раз нужно было уезжать. Я этих ребят хорошо знал, читал им новые вещи. И в Коктебеле масса таких ребят была.

-- В фильме вы рассказываете про поэта Григория Поженяна, который был вашим близким другом. А как вы познакомились?

-- Поженян легендарной был личностью в литературных кругах. Я его знал, конечно, -- он всюду мелькал. Но я был еще молодой писатель и общался только в кругу ровесников, а он принадлежал к поколению фронтовиков. Я слышал, что это был человек какой-то невероятной храбрости, гуляка, заводила. Однажды мы сидели, кажется, с Гладилиным в ресторане ВТО. И вдруг подошел Поженян в тельняшке -- это было летом, -- облокотился на наш стол, уставился на нас и говорит: «Вы что тут так сидите? Революцию надо начинать, а они сидят!» (Смеется). С этого вечера мы стали общаться и становились все ближе от поездок на юг, в Крым.

-- Это были так называемые творческие командировки?

-- Нет, это было бегство из Москвы, часто зимой. Удирали от омерзительно слякотной или морозной Москвы, от Союза писателей со всеми его стукачами. Приезжаешь в дом творчества, а там, вдруг оказывается, и Поженян сидит. Он всегда командовал столом, кричал: «Рюмки на уровне бровей! -- и все поднимали бокалы. -- Мы все солнечные пупы! Ура!» У него был какой-то немыслимый заряд энергии, он всех заводил. Это был беспрерывный карнавал: куда-то шлялись, расставались очень поздно или всю ночь где-то бродили. Утром он раньше всех уходил на рынок, приносил все, что нужно для опохмелки, и накрывал на стол. И так без конца.

Настроение: working