Роскошная серия у gridassov@lj продолжается:
Протопресвитер Александр Шмеман в своем дневнике записывает:

Пятница, 14 декабря 1973
"Мещанское счастье": это выдумали, в это вложили презрение и осуждение активисты всех оттенков, то есть все те, кто, в сущности, лишен чувства глубины самой жизни, думающих, что она всецело распадается на дела. Великие люди - де Голль, например, - на деле "маленькие" люди, и потому от них так мало остается, или, вернее, интерес, после их ухода, все больше и больше сосредотачивается на "маленьком" в них, на их жизни, а не на их делах, которые оказываются в значительной мере призрачными! "Он не имел личной жизни", - говорим мы с похвалой. А на деле это глупо и грустно; и тот, кто не имел личной жизни, в конце концов никому не нужен, ибо людям друг от друга и друг в друге нужна жизнь. Бог дает нам Свою жизнь ("чтобы имели мы жизнь за жизнь" - Кавасила), а не идеи, доктрины и правила. И общение только в жизни, а не в делах. Поэтому дом и не противоречит "tout est ailleurs", который противоречит почти всякой деятельности. Дома, когда все "сделано" (пришел с работы…), воцаряется сама жизнь, но она-то и открыта одна - "другому, другому, другому". Христос был бездомен не потому, что презирал "мещанское счастье", - у Него было детство, семья, дом, а потому, что Он был "дома" всюду в мире, Его Отцом сотворенном как дом человека. Только "дому" (не государству, не деятельности и т.д.) можно, по Евангелию, сказать: "Мир дому сему". Мы не имеем "зде пребывающего града", то есть не можем отождествить себя ни с чем в мире, потому что все ограничено и всякое отождествление становится - после Христа - идолопоклонством, но мы имеем дом - человеческий и дом Божий - Церковь. И, конечно, самое глубокое переживание Церкви - это именно переживание ее как дома. Всегда то же самое, всегда и прежде сама жизнь (обедня, вечер, утро, праздник), а не деятельность. "Церковная деятельность", "церковный деятель", "общественный деятель" - какие все это, в сущности, грубые понятия и как от них - ни света, ни радости…

Настроение: working

просто обалденное увидела у gridassov@lj великовата запись, но не буду под кат убирать
Протопресвитер Александр Шмеман в своем дневнике записывает:
Воскресенье, 4 ноября 1973
Весь день за столом с ужасом от количества того, что нужно сделать. Почему всегда этот ужасающий завал?

Суббота, 17 ноября 1973
В Питсбурге, в перерывах, и чтобы разрядить нервное напряжение Собора (в таких случаях нужно погружаться во что-то совершенно непричастное к актуальности, в которой живешь), читал Paul Claudel, "Memoires Improvises" <Воспоминания экспромтом> (recueillis par Jean Amrouche).
«…вести дневник, смотреть на себя со стороны - это один из способов, приводящих к совершенной фальши. Греки говорили: "Познай себя". Нет, это абсолютно неверно, мы не знаем себя. Никто не знает себя, и в этом-то и заключается самый волнующий момент, что человек непредсказуем и что достаточно тех или иных обстоятельств, чтобы проявились те или иные способности, о которых никто не имел никакого понятия. Это гораздо более восхитительно, чем познавать себя! Что мы знаем? Мумию, что-то ложное, совершенно искусственное! Это лишено всякого интереса, в то время как ощущать в себе предрасположенность к массе удивительных вещей, которые могут неожиданно произойти, и быть готовым воспринять эти вещи в полной незаинтересованности самим собой…»

Среда, 28 ноября 1973
От всего этого иногда страшное желание: быть свободным для жизни. А эта жизнь - жена и семья (времени нет), друзья (времени нет), природа (времени нет), культура (времени нет), и все это именно от Бога - дар, и к Богу - освящение, благодарность, путь, причастие… Жить так, чтобы каждый отрезок времени был полнотой (а не "суетой") и - потому что полнотой, тем самым - и молитвой, то есть связью, отнесенностью к Богу, прозрачностью для Бога, давшего нам жизнь, а не суету.
Пишу все это в своем кабинете, в семинарии, в тот единственный за весь день час - между утреней и лекциями, когда я почти физически ощущаю отсутствие суеты. За окном очень темное ноябрьское утро и все тихо. А потом до вечера - сумбур, а вечером - нервная усталость, невозможность "засесть" за что бы то ни было серьезное…

Понедельник, 3 декабря 1973
Книга S. Sulzberger (иностранный корреспондент New York Times) - "The Age of Mediocrity". Семьсот страниц - о встречах и разговорах буквально со всеми вершителями судеб мира за последние годы: де Голль, Аденауэр, греческие полковники, Насер и т.д. Больше всего поражает то, что высказывания всех этих людей, держащих в своих руках жизнь и смерть миллионов людей, в сущности на том же уровне, что и любая болтовня о политике людей, читающих газеты. Сплошной guesswork, конъюнктуры, ошибочные предсказания, parti-pri и личные амбиции. У всех без исключения! Под конец мне просто стало страшно: впечатление такое, что очень самолюбивые люди вслепую играют в какую-то азартную, опьяняющую их игру, завися в своих решениях от других таких же слепых людей, снабжающих их "информацией". Жажда власти и страх: больше ничего. Это мир, в котором мы живем. Панин в своей книге пишет о мобилизации "людей доброй воли". Но в том-то все и дело, что к власти приходят не они, а маньяки власти вроде де Голля (какая, в сущности, трагическая фигура!). Такая книга - вся о политических приемах, завтраках и интервью - куда страшнее, чем Кафка. Политически мир не продвинулся ни на шаг со времени Тамерлана и Чингисхана. И разница только в том, что современные чингисханы все время говорят в категориях "свободы", "справедливости", "мира", тогда как их предшественники честно говорили о власти и славе. И потому были гораздо "моральнее".

Настроение: melancholy