chijulia

Борис Борисов: Нефть, или присосавшиеся к трубе

«Каменный век кончился вовсе не потому,
что иссякли месторождения камня».
Шейх Ямани, министр нефти

С тех пор как в XVII веке царь Алексей Михайлович впервые в России установил государственную монополию на торговлю нефтью, нефть стала фактором нашей экономической жизни. Нефть, «нафта», веками используемая как недорогой, но весьма вонючий заменитель настоящего, хорошего качественного лампадного масла, добывалась тогда из колодцев вёдрами; когда вместо воды в колодце начинала скапливаться эта вонючая чёрная жижа — для большинства населения это было просто очередной неприятностью. Обогащались немногие купцы, простой люд страдал и копал новый колодец. Кажется, за 400 лет изменилось не так много.

Впрочем, нефть уже давно не добывают из колодцев. Когда Эрвин Дрейк (1) впервые предложил бурить нефтяные скважины, ответ «научного сообщества» звучал примерно так: «Бурение земли в поисках нефти? Сверлить землю для того, чтобы найти нефть? Вы сошли с ума!»

Сегодня «научное сообщество» таким же сошедшим с ума объявит того, кто усомнится в необходимости бурить и добывать такое количество нефти, которое добывает Россия — и продавать её на мировом рынке.

Нам предлагают радоваться «рекорду добычи нефти» установленному Россией в 2009-м году (2), но мало кто видит оборотную сторону этих рекордов.

Между тем нигде, ни в одной сфере нашей экономики нет такого количества вранья, как в нефтяной отрасли, и, шире — в «топливно-энергетическом комплексе». Причины понятны — большая ложь всегда скрывает большие деньги. Каждой эпохе — своя Большая Ложь, и нынешняя имеет черный цвет нафты.


Несколько вопросов

С нашей нефтью происходит очень много непонятного.

Почему СССР большую часть — почти три четверти — добытой нефти потреблял для нужд своей промышленности и сельского хозяйства, а Россия подавляющую часть экспортирует?

Почему мы не присоединяемся к мерам ОПЕК по снижению добычи — даже когда цена нефти резко падает?

Почему мы фактически сами берём на себя политическую ответственность за «энергетическую безопасность Запада» — без какой-либо оплаты за такую любезность со стороны этого Запада?

И наконец, самое главное — почему мы предпочитаем накапливать нефтяные доходы в виде ЗВР, а не инвестировать их в собственную экономику?

Вопросов много.

Но для того, чтобы хоть что-то понять, что же происходит с нашей нефтью и почему это происходит именно так, а не иначе — смотреть надо вовсе не на нефть, а на денежные потоки от этой нефти. Причина и следствие здесь давно поменялись местами: именно то, куда и как расходятся наши нефтяные деньги по каналам кредитной системы, определяет то, что происходит сегодня с самой русской нефтью.