|
|
Пишет cleofide (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} cleofide)@ 2011-03-09 21:57:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Бетховен а-ля натюрель
Празднование Восьмого марта я начала прогулкой с отроком по Измайловскому парку (про это как-нибудь потом) - продолжила скромным застольем в семейном кругу и шикарно завершила посещением музыкального пиршества в Рахманиновском зале, где отвязная компания молодых дерзких аутентистов играла первые три концерта молодого дерзкого Бетховена как бы в стиле той эпохи.
Оговариваю "как бы" - поскольку некоторые обстоятельства оказались сильнее жажды аутентизма, и о полном звуковом соответствии услышанного музыкальной практике конца 1790 - начала 1800-х годов речи, увы, не шло. Компромиссы, видимо, в наших условиях неизбежны.
Во-первых, "герой дня" - рояль фирмы "Эрар", благородно предоставленный для концерта Алексеем Борисовичем Любимовым (инструмент - из его личной коллекции), - всё-таки изготовлен в 1840 году.
Наиболее естественно на этом инструменте звучал Третий концерт, который, собственно, в окончательной редакции (1804) и был рассчитан на "Эрар", только куда более ранний. Но первые два концерта игрались в своё время на венских инструментах - не столь звонких и лучше сливавшихся с оркестром. Впрочем, аутентисты и сами всё это прекрасно знают. Однако менять один рояль на другой было, конечно, невозможно, и "Эрар" отдувался за всех - и за Штейна со Штрейхером, и за Вальтера, чьи пианофорте Бетховен использовал для выступлений до получения в 1803 году подарка из Франции.
Свои "невидимые миру слёзы" сопровождали и злоключения со строями. Как мне объяснил уже сегодня дирижёр Максим Емельянычев, от первоначального решения играть в аутентичном строе a' = 415 пришлось отказаться по техническим и организационным причинам, и на последних репетициях решили играть в стандартном строе 440. Но из-за этих передряг и перестроек струнные местами звучали фальшивовато. Не все и не всегда - но что было, то было... Особенно почему-то в начале медленной части Второго концерта. Вроде бы и тональность там не экзотическая, и музыка не вычурная - а вдруг всё "поплыло". Ну, ладно; я не уверена, что при Бетховене театральные оркестранты, с которым он обычно выступал, играли совсем уж безупречно, особенно новую для них музыку. Да и жильные струны капризны, а тут они были именно жильными.
В первом отделении прозвучали два ранних концерта, причём в порядке номеров (хотя Второй был сочинён раньше первого и потому скромнее инструментован).
Первый концерт играла Александра Коренева - очень бойко и крепко, хотя не без дамской капризности в ритмике и агогике. Особенно блестяще и эксцентрично прозвучал хулиганский финал (да, да, он и задумывался таким!).
Во Втором концерте солировала Ольга Пащенко.
И - тоже молодец! Кстати, вчера особенно ясно было слышно, что каденция - немного "не из той оперы". Бетховен писал её в 1809 году, и стилистически она ощутимо выпадает из "галантного" стиля юношеского Второго концерта. К тому же она длинная, и по технической трудности сильно превосходит уровень первой части (в студенческие годы, пытаясь играть этот концерт, на каденции я и споткнулась; всё остальное выходило приемлемо, а каденция - через "не могу").
Отблистав, Ольга стремительно исчезла со сцены - только и успела я навести объектив...
Во втором отделении звучал Третий концерт, самый масштабный и серьёзный из ранних.
Солировал Владимир Иванов.
Все пианисты играли свои партии, как было принято во времена Бетховена, по нотам (сам мэтр не одобрял игру без нот!). Но, по-моему, лишь у Владимира на пюпитре стояла партитура, а не просто клавир.
Исполнение мне очень понравилось и в целом, и в деталях (особенно начало разработки и каденция 1 части, всё Largo и многие моменты в финале - так, очень естественной получилась мажорная кода, хотя она тут выглядит немного неожиданно).
Небольшой кусочек из первой части Третьего концерта (конец каденции и кода) можно скачать тут - писалось на фотоаппарат, звук страшненький, но хоть какое-то впечатление, вероятно, создастся.
Литавры в этой знаменитой коде - это всегда нечто...
Вчерашние и выглядели по-особенному.
Управлялся с этим шаманским хозяйством бывший студент из моей группы. Игнатом его зовут :)
Хороший человек и отличный музыкант; я ни разу не пожалела, что сидеть пришлось прямо рядом с литаврами.
Если б села с другой стороны, наслаждалась бы лицезрением и звучанием старинного контрабаса.
Духовики-медники тоже оказались разъединены: валторнистов я даже не видела, а трубачи, как положено в 18 веке, соседствовали с литаврами.
Оркестр состоял либо из студентов, либо из недавно "оперившихся" молодых музыкантов, которые, видимо, для придания себе большей солидности культивируют повышенную волосатость...
И.. ах, какие у нас водятся девушки!.. И ведь как играют!..
Имени этой скрипачки я не знаю, а следующее очаровательное создание - Ася, флейтистка со второго курса (между прочим, сегодня пришла-таки на мою лекцию по Веберну!).
Белокурый эльф, выглядывающий лазурным оком из-за Асиного плеча, играет... на фаготе. Девушка сама-то ростом с этот фагот, и примерно такой же весовой категории.
Однако дуэт флейты и фагота при переходе к репризе Largo из Третьего концерта был совершенно упоительным; девушки не просто ноты играли - пели голосами ангельскими и человеческими.
Дирижировал всей этой прекрасной компанией пятикурсник Максим Емельянычев.
Он настолько подвижен, что мне никак не удавалось поймать его в кадр, когда он находился на сцене (а снимала я обычно в паузах между концертами и между частями).
И лишь когда он после концерта разговорился с А.Б.Любимовым, я смогла исподтишка запечатлеть эту колоритную пару.
О каких-то шероховатостях мне говорить не хочется. Ну, было, - а когда не бывает?.. Что-то сфальшивило, что-то вылезло, кто-то киксанул... Это всё, в общем, для живого исполнения неважно.
Важно, что оно было действительно живым.
Парадоксальным образом, наименее академичным, дерзко неформальным и вызывающе неконформистским получается Бетховен именно у молодых "взъерошенных" аутентистов. Какой там "музей", какая "кунсткамера"! Штурм унд дранг - и никаких гвоздей.
Есть, разумеется, своя высокая правда у музыкантов, обременённых годами, опытом и философскими раздумьями. У них Бетховен выходит интеллектуальным, сложным, монументальным и... иной раз - отстранённым от всякой реальности. Потому - герметичным и некоммуникабельным. А поскольку до него как до звёзд небесных, то молодёжь такого Бетховена не любит и не воспринимает.
Услышанное вчера вселило в меня надежду, что не всё ещё пропало и рухнуло.
Неужто Бетховен опять войдёт в плоть и кровь нового поколения музыкантов, толкая их на всяческие эксперименты, авантюры и подвиги?..
В мае прозвучат Четвёртый и Пятый концерты.
Празднование Восьмого марта я начала прогулкой с отроком по Измайловскому парку (про это как-нибудь потом) - продолжила скромным застольем в семейном кругу и шикарно завершила посещением музыкального пиршества в Рахманиновском зале, где отвязная компания молодых дерзких аутентистов играла первые три концерта молодого дерзкого Бетховена как бы в стиле той эпохи.
Оговариваю "как бы" - поскольку некоторые обстоятельства оказались сильнее жажды аутентизма, и о полном звуковом соответствии услышанного музыкальной практике конца 1790 - начала 1800-х годов речи, увы, не шло. Компромиссы, видимо, в наших условиях неизбежны.
Во-первых, "герой дня" - рояль фирмы "Эрар", благородно предоставленный для концерта Алексеем Борисовичем Любимовым (инструмент - из его личной коллекции), - всё-таки изготовлен в 1840 году.
Наиболее естественно на этом инструменте звучал Третий концерт, который, собственно, в окончательной редакции (1804) и был рассчитан на "Эрар", только куда более ранний. Но первые два концерта игрались в своё время на венских инструментах - не столь звонких и лучше сливавшихся с оркестром. Впрочем, аутентисты и сами всё это прекрасно знают. Однако менять один рояль на другой было, конечно, невозможно, и "Эрар" отдувался за всех - и за Штейна со Штрейхером, и за Вальтера, чьи пианофорте Бетховен использовал для выступлений до получения в 1803 году подарка из Франции.
Свои "невидимые миру слёзы" сопровождали и злоключения со строями. Как мне объяснил уже сегодня дирижёр Максим Емельянычев, от первоначального решения играть в аутентичном строе a' = 415 пришлось отказаться по техническим и организационным причинам, и на последних репетициях решили играть в стандартном строе 440. Но из-за этих передряг и перестроек струнные местами звучали фальшивовато. Не все и не всегда - но что было, то было... Особенно почему-то в начале медленной части Второго концерта. Вроде бы и тональность там не экзотическая, и музыка не вычурная - а вдруг всё "поплыло". Ну, ладно; я не уверена, что при Бетховене театральные оркестранты, с которым он обычно выступал, играли совсем уж безупречно, особенно новую для них музыку. Да и жильные струны капризны, а тут они были именно жильными.
В первом отделении прозвучали два ранних концерта, причём в порядке номеров (хотя Второй был сочинён раньше первого и потому скромнее инструментован).
Первый концерт играла Александра Коренева - очень бойко и крепко, хотя не без дамской капризности в ритмике и агогике. Особенно блестяще и эксцентрично прозвучал хулиганский финал (да, да, он и задумывался таким!).
Во Втором концерте солировала Ольга Пащенко.
И - тоже молодец! Кстати, вчера особенно ясно было слышно, что каденция - немного "не из той оперы". Бетховен писал её в 1809 году, и стилистически она ощутимо выпадает из "галантного" стиля юношеского Второго концерта. К тому же она длинная, и по технической трудности сильно превосходит уровень первой части (в студенческие годы, пытаясь играть этот концерт, на каденции я и споткнулась; всё остальное выходило приемлемо, а каденция - через "не могу").
Отблистав, Ольга стремительно исчезла со сцены - только и успела я навести объектив...
Во втором отделении звучал Третий концерт, самый масштабный и серьёзный из ранних.
Солировал Владимир Иванов.
Все пианисты играли свои партии, как было принято во времена Бетховена, по нотам (сам мэтр не одобрял игру без нот!). Но, по-моему, лишь у Владимира на пюпитре стояла партитура, а не просто клавир.
Исполнение мне очень понравилось и в целом, и в деталях (особенно начало разработки и каденция 1 части, всё Largo и многие моменты в финале - так, очень естественной получилась мажорная кода, хотя она тут выглядит немного неожиданно).
Небольшой кусочек из первой части Третьего концерта (конец каденции и кода) можно скачать тут - писалось на фотоаппарат, звук страшненький, но хоть какое-то впечатление, вероятно, создастся.
Литавры в этой знаменитой коде - это всегда нечто...
Вчерашние и выглядели по-особенному.
Управлялся с этим шаманским хозяйством бывший студент из моей группы. Игнатом его зовут :)
Хороший человек и отличный музыкант; я ни разу не пожалела, что сидеть пришлось прямо рядом с литаврами.
Если б села с другой стороны, наслаждалась бы лицезрением и звучанием старинного контрабаса.
Духовики-медники тоже оказались разъединены: валторнистов я даже не видела, а трубачи, как положено в 18 веке, соседствовали с литаврами.
Оркестр состоял либо из студентов, либо из недавно "оперившихся" молодых музыкантов, которые, видимо, для придания себе большей солидности культивируют повышенную волосатость...
И.. ах, какие у нас водятся девушки!.. И ведь как играют!..
Имени этой скрипачки я не знаю, а следующее очаровательное создание - Ася, флейтистка со второго курса (между прочим, сегодня пришла-таки на мою лекцию по Веберну!).
Белокурый эльф, выглядывающий лазурным оком из-за Асиного плеча, играет... на фаготе. Девушка сама-то ростом с этот фагот, и примерно такой же весовой категории.
Однако дуэт флейты и фагота при переходе к репризе Largo из Третьего концерта был совершенно упоительным; девушки не просто ноты играли - пели голосами ангельскими и человеческими.
Дирижировал всей этой прекрасной компанией пятикурсник Максим Емельянычев.
Он настолько подвижен, что мне никак не удавалось поймать его в кадр, когда он находился на сцене (а снимала я обычно в паузах между концертами и между частями).
И лишь когда он после концерта разговорился с А.Б.Любимовым, я смогла исподтишка запечатлеть эту колоритную пару.
О каких-то шероховатостях мне говорить не хочется. Ну, было, - а когда не бывает?.. Что-то сфальшивило, что-то вылезло, кто-то киксанул... Это всё, в общем, для живого исполнения неважно.
Важно, что оно было действительно живым.
Парадоксальным образом, наименее академичным, дерзко неформальным и вызывающе неконформистским получается Бетховен именно у молодых "взъерошенных" аутентистов. Какой там "музей", какая "кунсткамера"! Штурм унд дранг - и никаких гвоздей.
Есть, разумеется, своя высокая правда у музыкантов, обременённых годами, опытом и философскими раздумьями. У них Бетховен выходит интеллектуальным, сложным, монументальным и... иной раз - отстранённым от всякой реальности. Потому - герметичным и некоммуникабельным. А поскольку до него как до звёзд небесных, то молодёжь такого Бетховена не любит и не воспринимает.
Услышанное вчера вселило в меня надежду, что не всё ещё пропало и рухнуло.
Неужто Бетховен опять войдёт в плоть и кровь нового поколения музыкантов, толкая их на всяческие эксперименты, авантюры и подвиги?..
В мае прозвучат Четвёртый и Пятый концерты.
